Он понимал. Понимал он, что Ирке выгодно принизить и по возможности вовсе уничтожить эту Ларису, понимал он и ту мысль, которую она проводила «официально», вслух. Дескать, больно уж прозаично, до скуки. То ли дело, если б застали Ларису на какой-нибудь «живописной» точке — ну, скажем, в тюрьме… Что за странная фантазия? Ну, я не знаю, что-нибудь необыкновенное, роковое, колоритное… Выдающееся. Ну, например, министр путей сообщения… Или открытие техническое, изобретение, которое никто не признаёт, уволили ее с работы, объявили сумасшедшей или что-то в этом роде. Или в самом деле в сумасшедшем доме… А то какое-то позорное примужнее благополучие. Все так тихо, аккуратно, благопристойно… Нет-нет, ничего, конечно, плохого, самая достойная для обычной женщины судьба. Для обычной средней женщины… А для выдающейся, за какую ты ее выдавал, — нет…
И охает (Ирка), вздыхает разочарованно. Конечно, если бы Лариса оказалась в сумасшедшем доме. Или алкоголичка… Вот тогда был бы предмет для трагедии. Было бы интересно. Главное, взыграло бы чувство вины, долга, кинулся бы спасать, жениться, я не знаю…
Или бы: муж — пьяница, дети голодные, и она лопатой землю роет, надрывается, чтобы прокормить детей и пропоить мужа…
Так нет же, муж образцово-показательный…
И так они посетовали, а через неделю — ее звонок…
Их не было дома, дочка передала: звонила такая-то из такого-то города.
Интересно! Неделю собиралась и наконец надумала. Позвонит ли еще? Должна…
Через час действительно — звонок, нетерпеливый, частый: междугородный; Ирка всплескивает руками, вскрикивает: «Ну же, она!..»
Он хватает трубку, она оттуда — неузнаваемым голосом, корректно: …
…У нее там все было так: пришла — Сережа сообщает:
— Тебе звонил твой этот, как его…
— Ну?
— Твой, из юности твоей…
— Уже имена забываешь?
— Старый становлюсь, подскажи сама.
— …Н-нет! — Хотела ведь, на языке вертелся, но побоялась: назовет, а окажется — не он. Она и в мыслях боялась осрамиться перед ним: хотеть, чтоб он, а окажется — нет, и опять получилось бы, что она ценит его слишком дорого (в единицах памяти), а он ее нисколько… — Нет, не знаю кто, вспоминай сам.
— Валера.
Ах!.. Сказано. Произнесено. Замерла.
Прошла на кухню, выкладывала продукты. Громко, с веселым (притворно) любопытством крикнула:
— Ну и чего он хотел?
— Так, привет тебе передать. Хотел узнать, как ты живешь. Ну, я подробно известил.
— Что же его интересовало?
— Даже имена детей.
— О! — насмешливо. Гремя в это время посудой, хлопая как можно невозмутимей дверцей холодильника. Умирая, замирая, не смея спросить, позвонит ли еще. — …Он еще позвонит?
