Услышав эти слова, Масухо-но-сусуки наконец поняла: дама-нёбо хочет избавиться от девушки. Чтобы избежать дальнейших разбирательств, она пытается показать всем присутствующим, что девушка не имеет никакого отношения к Южному дому. Без всякой жалости и без пощады она хочет устранить девушку.
Пока придворные дамы обеспокоенно переглядывались, Масухо-но-сусуки занервничала. Она не хотела такого громкого поворота дела, просто девушке не повезло, что хозяйка Осеннего павильона была в плохом настроении. В обычной обстановке она бы не восприняла это так эмоционально.
Масухо-но-сусуки не знала, что ей делать, и дама-нёбо из Летнего павильона, видимо, быстро решила от нее отступиться. Она перевела взгляд на Кикуно и сказала той, что обещает примерно наказать девицу, поэтому требует, чтобы ее побыстрее вернули.
– Но ведь…
– У вас же нет никаких претензий? Итак…
Дама-нёбо уже шагнула вперед, но тут из-за ее спины вдруг раздался строгий голос:
– Как высокомерно ты себя ведешь, Карамуси. Ты что, собираешься выгнать девушку, даже не посоветовавшись со мной?
Дама-нёбо из Летнего павильона, которую назвали Карамуси, мгновенно помрачнела и с недовольным видом обернулась:
– Что вы такое говорите, госпожа Хамаю…
– Ты забыла предупредить меня, ты что, из ума выжила? Или бесполезные дамы-нёбо уже не считаются бесчестьем для Южного дома?
Не давая Карамуси произнести ни слова, Хамаю высказывала ей все, что думала. Безжалостно оттолкнув Карамуси, даже не взглянув на поспешно ушедшую с дороги Асэби, она присела перед придворной дамой, упавшей ниц.
– Самомо, а ты почему молчишь? Ответь же хоть что-нибудь.
Хамаю говорила неожиданно ласково. Девушка удивленно посмотрела на нее и впилась взглядом в лицо госпожи. Но вместо изумленной Самомо заговорила бледная придворная дама из Осеннего павильона:
– Самомо завидовала дамам из Осеннего павильона.
Хамаю изумленно взглянула на придворную даму, и та в страхе сделала шаг назад. Однако, поняв, что Хамаю собирается молча выслушать ее, она снова робко заговорила:
– Пока Самомо была в доме Сокэ, она всегда красиво наряжалась. Она ведь хорошо шила… Она так любила получать от госпожи Фудзинами отрезы ткани.
На лице Хамаю появилось понимание. Тут, словно получив поддержку, наперебой заговорили и другие придворные дамы, до сих пор молчавшие:
– Меня тоже, как и Самомо, прислали из дома Сокэ, так что я ее понимаю.
– Мы одеты в новые кимоно из парчи, а Самомо, которая прислуживает в Южном доме, все время ходит в одном и том же.
