— Я сегодня нездорова и спать с тобой мне будет жарко. Поэтому ложись на раскладушку, — безаппеляционно заявила она, смерив его вызывающе-отталкивающим взглядом. И двинулась в ванную. Вот так.
Шевельнув желваками скул, Карцев в некотором недоумении («она ясновидящая, что ли?», — имея ввиду свои «столичные» похождения) побрел в спальню и стал раздраженно устанавливать редко использовавшуюся раскладушку. Не то, чтобы ему хотелось спать рядом с Мариной (и совершить неизбежный акт любви), но здесь налицо было пренебрежение супружескими канонами.
— А Сашка сейчас, наверняка, кроет свою супругу в хвост и в гриву, — вспомнил он недавнее признание Хмельницкого. Эта сцена вдруг ожила в его воображении, и он так явственно представил хорошо знакомое лицо Сашкиной жены, искаженное мукой сладострастия, что заскрипел пружинами, ворочаясь с боку на бок и пытаясь унять некстати вэбодрившееся «естество».
Глава пятая
В «богадельне»
В понедельник, около 8 утра Карцев, войдя на экспедиционный двор, невольно приостановился, встреченный густым запахом и розовато-белопенным облаком расцветших в его отсутствие яблонь и вишен, росших по всему периметру длинного одноэтажного здания, где и размещалась Энская гидрогеологическая экспедиция. Еще во дворе были гараж на несколько автомашин, ремонтная мастерская и полупустые склады. Центральная, задействованная часть двора была утрамбована колесами и ногами, но вся периферия усеяна железным ломом и различным хламом и густо заросла сорной травой. Раз в году, в Ленинский субботник, коллектив экспедиции пытался привести территорию двора в божеский вид, но дня на все не хватало, да и в течение года хлам продолжал накапливаться, так что мусорно-проволочно-сорняковый ландшафт двора почти не видоизменялся. Зато яблони и вишни поддерживались комендантом в образцовом состоянии и исправно, из года в год, плодоносили. Пользовались плодами все, кому не лень было их собирать. Густые кроны, конечно, сильно затеняли окна, но сотрудники, большую часть которых составляли женщины в годах, готовы были и днем работать при электричестве, лишь бы не трогать эту красоту.
— Что это ты столбом встал, Серега? — фамильярно охлопал его по плечам Павел Бродский, начальник режимной партии. — Давно шараги нашей не видел?
— Да вот запах меня остановил… Когда уезжал, они еще не расцвели, — нехотя пояснил Карцев, испытывавший инстинктивную неприязнь к этому неказистому человеку с бочонковидным телом, короткой шеей, круглыми глазами, жидкими прядями волос и откуда-то бравшимся большим самомнением.
