Карцев пробовал затаскивать к себе на огонек давних приятелей, Степанова и Карпенко, но те стали совершенными «подкаблучниками» и от посиделок по-студенчески увиливали, зазывая в гости к себе. Он, конечно, бывал у них время от времени, вполне светски лицемерил их женам, а на обратном пути в общежитие кривовато лыбился.
Встречи с Юлей тоже стали редки: с одной стороны потому, что ее мать приболела, и Юля почти все свободное время вынужденно проводила в семейном кругу. С другой же стороны… С другой у Карцева, наконец, открылись глаза на природу своей страсти к Юле: при многих внешних несоответствиях Юля разительно походила на Марину! Особенно теперь, когда благодаря Карцеву она избавилась от своего комплекса неполноценности и обрела тот же апломб, ту же манеру победительной самки, что некогда восхитили юного провинциала в студентке-ровеснице, но со временем стали все более раздражать.
Инстинктивно он стал притормаживать развитие отношений с Юлей: реже звонить к ней в поликлинику, ссылаясь на занятость, избегать части встреч в городе, использовать в разговорах сдержанный, или обыденный, или даже суховатый тон… Все еще полная к нему чувств Юля не желала прозревать и почитала его выходки досадливой реакцией на ее семейные неурядицы. Потому при каждой встрече она с большим пылом винила сложившиеся обстоятельства и просила их извинить, пережить, наверстать потом… Потому при редких альковных свиданиях страсть ее вовсе становилась невероятна и сопровождалась бурными слово- и слезоизвержениями…
Карцев всякий раз бывал тронут, очень старался смягчить, убедить, угодить, и добивался умиротворенной улыбки на губах отъезжающей Юлии — но уже назавтра вел прежнюю политику, зная из прошлого общения с Мариной, что каждая его уступка будет предвосхищением новой и так далее, по нисходящей. Увы, любовные отношения — это еще и противоборство, излюбленная форма порабощения человека человеком…
Трудно сказать, кто в этой паре одержал бы все-таки верх (неискушенная до поры амбициозность или однажды «битый») и как долго колебались бы чаши весов, но За Всем Следящий, вероятно, решил усложнить их миттельшпиль и активизировал державшуюся в тени королеву… В конце мая, когда геологи Борисихинской партии завершали подготовку выезда на работы в тайгу, и даже успело состояться предполевое интимное свидание Сергея и Юлии, наш герой-любовник получил неурочное письмо из «Тьмутаракани», да не обычное суховатое, а слезное, умоляющее… В нем Марина признавалась, что не в силах больше выносить здешнюю жизнь, что все ей не в радость, что даже с матерью она ужиться под одной крышей не может, что Вовка отбивается от рук и что у нее осталась только вера в него: доброго, умного, надежного… И если он разрешит ей к нему приехать…
