Новые друзья Карцева, Митяй и Владимир, тоже обещали прийти с подругами, хотя многие в «гареме» не хотели менять обжитой уют на разнородное общество. Митяя женщины обещали нарядить лаптем, а Протоиреев решил остаться в излюбленном образе, считая, что Леннон в Криволучье — это всегда фантастика. В чем будет Юлия — оставалось загадкой.
И вот когда с новогодними формальностями было покончено, почти все население Криволучья высыпало на морозные улицы: кто просто орал и пускал ракеты, кто шел на площадь, где под расцвеченной гирляндами елкой стояла большая накатанная горка, но многие двигались к залитой огнями столовой, на бал-маскарад. По дороге Карцев свернул к «гарему»: условности требовали проводить Юлю на бал. На пороге он встретил Светину компанию — с неизменным верзилой Серегой и кутавшейся в долгополую шубу Юлией. Посыпались поздравления, челомканья…
— Что это у тебя под носом, Сережа? — вдруг спросила бесцеремонная Светлана.
— Это я уже в образе, Светик, — обезоруживающе улыбнулся Карцев. — Вот и гитару пришлось захватить… «Тонадос де медья ночес!..» — для убедительности проголосил он и отбил чечетку.
— А-а, ну там посмотрим… — заулыбались уже отчасти знакомые с его талантами девушки, а Юля, заглянув радостно ему в лицо, плотно подхватила за локоть.
В привычном столовском гардеробе место предоставили только мужчинам. Женская раздевалка была устроена в кабинете заведующей столовой и к ней стояла очередь. Не слишком часто кабинетная дверь отворялась и из нее выпархивала какая-нибудь экзотическая пава, обычно в маске или полумаске. Мужчины, сами переодеваясь за временной занавеской, успевали подсматривать и сообща определять, кто есть кто. Но в одном случае спасовали: обрядившаяся японкой женщина так густо наложила белый грим, подтянула глаза, скрыла руки перчатками, уши париком, шею лентой, а фигуру валиками, так мелко семенила и деревянно кланялась, что все лишь напрасно таращили глаза. Артистка!
Карцев, которому переодевать было нечего, толкался в раздевалке лишь из солидарности. Наконец, он надел полумаску, канотье и вошел с гитарой в зал. В его дальней половине были столики, наполовину уже занятые маскарадной публикой, слева, за раздаточной стойкой, выстроились резервные закуски и бутылки, а справа, в углу, притулилась елочка в огнях и рядом — музыкальный центр с мощной акустической системой. Передняя половина зала оставалась свободной для танцев.
Включено было все освещение и при появлении в зале новой костюмированной фигуры раздавались поощрительные хлопки — но более или менее дружные. Карцеву, естественно, хлопнули жидко, и тут же началась овация: в залу вслед ему вошла местная красавица и большая выдумщица, Евгения Рязанова (в девичестве Гальская). На этот раз она преобразилась в негритянку: темнокоричневый грим, бесчисленные косицы с бусинами, маечка-топ (под которой внятно обрисовывались крупные соски немалых грудей) и короткая юбочка из густо свернутых петлями магнитофонных лент, а ниже — бесконечно длинные ноги в коричневых же колготках, с эротическим вихлянием выцокивающие на высоких каблуках…
