, который сказал следующую нескромную фразу:
— Dаns lе bulletin sur lа journée d’Аusterliz il est dit: l’eтрегеur dе Russiе étаit еntouré dе trеntе sоts, étiеz vоus, mоn рriпсе, du nоmbrе?[107]
К крайнему моему удивлению, князь молчал; я встал из-за стола и сказал:
— Сhеz nоus, quand оn invitе lеs françаis à diner, се n’еst раs роur lеur dire des choses désagréables[108].
Тот же генерал Руфин вскричал:
— Вгаvо, m-r lе mаjоr! on voit bien que le sang françаis coule encore dans vos veines[109].
Я отвечал:
— Vоus vоus trompez, générаl, jе suis russе еt с’еst un russе, qui a l’honneur de vоus parler[110].
— Nе vоudriez vоus pas, раг hazard, vоus battrе аvес nоus tоus?[111] — продолжал тот же генерал.
— Рогquoi раs, mеssiеurs, mаis l’un аргés l’autre[112].
Тогда комендант, который во все время чем-то занимал князя, подле него сидящего, закричал:
— Du сhатрадпе! Buvons à la santé du major russе et la paix sera faite. Nos eтрегеurs sont amis, lеurs sujets doivent l’être aussi![113]
Веселье восстановилось, как будто ничего не было. С этого дня я приглашаем был на все парады, ученья и прочее. Я этого анекдота не рассказал бы, если бы он не имел важного последствия на судьбу мою. Весьма натурально, что после сего происшествия отношения князя со мной становились со дня на день хуже. Ему хотелось, кажется, холодным со мной обращением, иногда даже отрывисто грубым, вывесть меня из терпения, чтобы я просился обратно в Петербург. Но я заметил это и притворился, будто ничего не замечал. Таким образом доехали мы до Дрездена, где прожили с месяц. Через неделю ознакомились с лучшими домами; опять оказывали предпочтение мне. Это пуще возбудило негодование князя. Однако же мы доехали еще вместе до Теплица. Здесь объявил мне князь, что он более во мне нужды не имеет, и спросил: не имею ли я желания ехать к семейству моему в Петербург? Я изъявил мою благодарность князю и готовность ехать обратно в Петербург. Он снабдил меня письмом к государю императору, объявя, что отрекомендовал меня его величеству выгоднейшим образом. Посланник снабдил меня надлежащим видом, и я блогополучно прибыл к своему семейству в Петербург. На другой день явился я к графу Аракчееву, который теперь был военным министром.
— Я доложу, — сказал мне граф, — о прибытии вашем государю и спрошу: куда его величеству угодно будет вас определить, — и взял у меня письмо князя к государю.
В тот же день высочайшим приказом повелено было мне состоять при г-не военном министре, графе Аракчееве; а на третий день потребовал меня граф к себе, чтобы объявить мне высочайший выговор, сделанный по письму генерал-адъютанта князя Волконского, который писал, что, «по ненадежным» моим правилам отправляет меня обратно.
