Вдруг случайный, шальной снаряд, низко пролетев над мостиком, шлёпнулся в воду вблизи от нашего борта. Он слегка контузил Струйского и сильным давлением воздуха скомкал, разорвал и привёл в негодность карту, по которой велась прокладка. Это временно дезорганизовало штурманскую часть. Рулевой, стоявший у штурвального колеса, начал непрестанно оборачиваться назад, следя, где ложатся неприятельские снаряды.
Раздался оглушительный треск, и наш миноносец резко подбросило кверху. Он завибрировал и внезапно остановился. Мы наскочили на подводную каменную гряду. Все лопасти винтов отлетели к чёрту.
Позади нас торчала высокая веха, обозначавшая опасное место.
— Да ведь это же известная банка Девельсей, я её отлично знаю. Она имеется на любой карте. Какая безумная обида! — с горечью восклицал Струйский.
Осознав полную безвыходность нашего положения, я послал „Олегу“ радиограмму с приказанием возвращаться в Кронштадт.
Английские матросы рассказывали потом, что адмирал, находившийся на головном корабле, уже поднял сигнал к отступлению: отогнав наш миноносец от Ревеля, он считал свою миссию законченной. Но при виде нашей аварии английские суда опять пошли на сближение. Ни на минуту не прекращая огня, они не сделали ни одного попадания, хотя расстреливали нас почти в упор. Сидя на подводных камнях, наш миноносец продолжал отстреливаться из кормового орудия. Но никакого вреда неприятельскому флоту тоже не причинил.
Заметив наше беспомощное положение, английская эскадра решила захватить миноносец „живьём“. Я предложил открыть кингстоны, но это приказание не было выполнено. Инженер-механик Нейман ответил, что кингстоны не действуют.
Вскоре английские крейсера окружили нас и спустили на воду шлюпки.
Военморы из команды „Спартака“ увели меня в кубрик и переодели в матросский бушлат и стёганую ватную куртку. Они заявили, что ни в коем случае не выдадут меня, и тут же, впопыхах, сунули мне в руки первый попавшийся паспорт военного моряка, оставшегося на берегу. Я превратился в эстонца, уроженца феллинского уезда. При моём незнании эстонского языка это было как нельзя более неудачно, но в тот момент некогда было думать. Кок миноносца — товарищ Жуковский — взял на хранение мои часы.
Не успели мы оглянуться, как на борту нашего миноносца появились английские матросы. С проворством диких кошек они устремились в каюты, кубрики и другие жилые помещения и самым наглым, циничным образом на глазах у нас принялись грабить всё, что попадалось под руку. Затем стали перевозить нас на свой миноносец.
