— Но ведь это от виноградника колья!
— Что говорить о виноградинке! Копай яму, вечером сам зайду, проверю твою работу, — сурово закончил он.
— А рыть-то где?
— Где рыть? — Эзика огляделся и позвал маму. — Ивдити!
Мама с Татией на руках вышла на веранду.
— Надо сегодня же начать рыть убежище, поближе к дому. Приказ такой вышел.
— Почему поближе к дому?
— Этот проклятый не станет дожидаться, пека ты за село выйдешь. Да у тебя еще и ребенок…
— Что им от ребенка-то нужно? — громко вырвалось у мамы, и она прижала Татию к груди.
— А чего ты от них ждала? Людоеды — людоеды и есть! — Эзика выругался и, насупясь, захромал к воротам.
Из газет я знал, что фашисты рвутся вперед, сжигая и уничтожая все на своем пути. Даже Заза знал, что надвигается какое-то чудище — дракон или волк, которое пожирает детей. Иногда он вскакивал среди ночи и звал на помощь. Я успокаивал его, говорил, что наш папа там, на фронте: он сражается с чудищем и не подпустит его к нам, а застрелит и заколет штыком.
— Штыком? — переспрашивал Заза.
— Штыком, — повторял я.
Заза ложился. Я задремывал, но вдруг снова слышал:
— Он папу съел! Съел!..
Я будил его.
— Глупый ты, Заза! Как он может съесть папу. На папе железная каска.
— Железная каска? — удивлялся в полусне Заза.
— Да, а на ней звезда.
— Красная звезда… — улыбался Заза.
— Гогита, — просил он погодя. — Можно я лягу с тобой?
— Да ты же со мной лежишь.
— Нет, не в ногах. Можно рядом?
— Ложись…
Заза перетаскивал в темноте подушку, устраивался рядом, ворочался, вздыхал. Потом опять шептал:
— Гогита, а что такое каска?
— Каска… каска — это железная шапка вроде котелка… Спи, завтра я покажу тебе в газете.
Заза ворочался, думал о железной шапке и, наверное, видел ее во сне. Утром он напоминал мне о моем обещании и, сидя в постели, разглядывал нарисованного в газете красноармейца; на рисунке солдат в кирзовых сапогах и в каске до ушей, вытянув вперед автомат, бежал в атаку. На каске у него алела звезда. Заза долго разглядывал солдата и наконец говорил:
— Это не папа.
— Папа тоже такой.
— Такой?.. — Он удивленно трогал пальчиком большущие сапоги солдата: наш отец всегда носил мягкие кавказские сапоги.
Я обошел дом, вытащил из-под пола заступ и лопату.
— Куда это ты? — спросила мать.
— Яму рыть.
— Поближе к дому рой. Слыхал, что Эзика сказал?
— Я здесь вот, в траве.
— Ладно. Только ты один не справишься.
— Справлюсь как-нибудь.
Я несу лопату и заступ, размеряю и очерчиваю перед домом место для убежища.
