— Ну, ладно, ладно! — Я отошел от окна.
— Гогита! — позвала меня Гогона, но я не обернулся.
Подойдя к воротам, я услышал за собой ее быстрые шаги.
— Гогита! — Она подбежала ко мне, и на меня опять пахнуло теплой постелью.
— Мне Гоча нужен, а не ты. От тебя, вертушка, толку мало.
— Ты скажи, зачем тебе Гоча!
— Вот зачем! — Я подвел ее к культиватору. — Надо поднять его на арбу. Сможешь?
— Я помогу тебе, Гогита, — тихо сказала Гогона. — Я ведь видела в то утро…
— В какое еще утро?
— Когда ты с Клементием…
— Становись вон туда, — оборвал я ее и подошел к культиватору. Гогона взялась с другой стороны. Вдвоем мы кое-как оторвали его от земли. Он сопротивлялся, цепляясь лапами, но нам удалось-таки втащить его на арбу.
— Теперь садись, Гогона. Поедем…
Гогона пристроилась на передке.
Когда мы выехали в поле, восток полыхал, как пожар. В небе трещали крыльями жаворонки. Я придержал арбу.
— Как думаешь, — спросил я Гогону, — где лучше начинать культивацию?
— Лучше на чайном поле. Здесь еще рано, только недавно пропололи.
— Но там же чай собирают.
— Не везде же сейчас собирают. Я слышала, как Эзика с дедушкой разговаривали: «Нужно заняться плантациями, они совсем бесхозные».
— Ладно, в чае и нам полегче будет. На кукурузном поле искривишь борозду — сроешь кукурузу, а чайный куст повыше, его срыть не так-то легко.
Опершись о дышло, я вскочил на арбу и вытянул животных плетью. Арба с грохотом покатилась по дороге. Через реку я сам повел быков, боясь наскочить колесом на камень и опрокинуться.
Солнце еще не взошло, а мы уже были на плантации.
Вокруг ни души. И дорога пуста и безлюдна.
— Гогона! Ты не бойся Гвинии!
И, помахав плетью перед носом быка, я подвел к нему Гогону. Потом столкнул культиватор с арбы, зубами и ногтями развязал яремные веревки, перепряг быков в плужное ярмо и вручил Гогоне повод.
Привязав к передним лапам культиватора булыжники, я поставил упряжку на междурядье. Между ними, на средний ряд, встала Гогона.
— Эгей, пошли! — крикнул я, и быки тронулись.
Культиватор — не плуг: он стоял на девяти расставленных лапах, и если б я даже снял руку с рукояти, то и тогда он не мог накрениться.
Передние лапы глубоко врезались в землю.
— Смотри, Гогона! Смотри! — закричал я от радости.
Однако последняя лапа все еще не брала. Тогда я встал на средний ряд, и все девять лап стали дружно вырывать сорняки, разрыхлять землю в междурядьях, оставляя за собой черные полосы.
— Хорошо, Гогона! Хорошо! — радовался я. — Давай, Гвиния! Тяни!
