Этим путешествиям суждено было остаться в памяти влюбленных до самой старости. Во время первого из них Эгон провел целую ночь в объятиях своей возлюбленной в гостинице, а во время второго они отсрочили свой приезд на целый день и от зари до зари проблуждали по лесам, покрывавшим окружающие город холмы, распевали детские песенки, плескались в ручье, собирали землянику, то и дело хохоча во все горло.
Но за подобную неосторожность, принесшую ему столько счастья, доктор Таубер вскоре жестоко поплатился. Оскар Зоммер, как и все жители городка, уже давно слышал о любовной связи своего шурина, но не желал придавать значения слухам, потому что это только осложнило бы его жизнь, и без того беспокойную из-за погони за большими прибылями, из-за волнений вечно недовольных рабочих, из-за приближающегося освобождения из тюрьмы Гуго Друкера, одно воспоминание о котором нагоняло на него болезненный страх. Но, узнав о двух путешествиях доктора Таубера в сопровождении Анны Вебер, Оскар Зоммер счел своим долгом сообщить об этом сестре, ибо семья Зоммер была скомпрометирована перед всем городом.
Минна как раз штопала носовой платок, который Эгон случайно порвал. Конечно, он не стал бы больше им пользоваться, но Минна, заштопав, положит его в сундук со старыми вещами. У Оскара не было времени для беседы, и он высказал ей в приличных и осторожных выражениях просто и прямо все, что намеревался сказать:
— Кажется… так говорят люди… ты должна быть сдержанной и благородной, какими были наши родители.
— Это верно? — спросила Минна с искаженным от ярости лицом.
— Верно? Кто может быть уверен? Только они сами и могут быть уверены, так это или нет. Люди говорят, а этого достаточно, чтобы запятнать честь нашей семьи.
Минна словно только сейчас поняла его слова, вскочила, бросила платок на пол и стала топтать его маленькими разношенными шлепанцами и ругаться такими словами, каких Оскар и не предполагал услышать от нее, поминая и черта, и подлеца мужа, обзывая Анну Вебер старой сукой и деревенской образиной. Наконец она устала кричать и упала в кресло.
Оскар ушел. Что было делать? Он должен был уйти, его ожидали дела, и ему вовсе не улыбалось встретиться в этот момент с доктором, к которому он испытывал нечто вроде уважения, смешанного со страхом.
Когда Эгон вернулся домой, жена его все сидела в том же кресле и сшивала клочки платка. Глаза у нее были красные, она вздыхала, и хмурое ее лицо не предвещало ничего доброго.
