Эгон доказал, что он хороший сын. Как только он начал зарабатывать сам (но не раньше), он назначил родителям пенсию, и она увеличивалась по мере того, как круг его пациентов расширялся.
Взаимоотношения между супругами сложились странные. Минна поначалу ласкалась к нему, хотела, чтобы ее побаловали, но вечно занятый и спешащий муж отвечал на ее ласки сдержанно и сухо. С женой он вел себя чрезвычайно вежливо, но нежность, казалось, была чужда его натуре.
Они вместе наносили необходимые визиты, шествуя по городу под руку, важные и серьезные, по воскресеньям обедали то у одних, то у других родителей или же устраивали обед у себя. Эгон был всегда внимателен к жене, одевалась она лучше, чем у богатого отца, но когда они оставались наедине, то кроме как о хозяйстве или о том, что надо бы еще купить, говорить было не о чем. Эгон уходил в кабинет и читал последние книги по медицине, полученные из-за границы, а Минна скучала в роскошной гостиной, украшенной одной-единственной картиной какого-то модного художника, купленной в Будапеште бывшим коллегой Эгона.
Ни мыслей, ни занятий, ни любознательности у Минны не было. Читать она не любила, успехи мужа интересовали ее лишь в той мере, в какой они могли прославить их дом. Эгон пытался рассказывать ей о своих операциях, о страданиях больных, о болезнях, о лечении, но она всякий раз только вздрагивала от отвращения, страха и брезгливости.
— Рассказывать такие вещи дома! Как тебе это только в голову пришло.
— Но это же очень интересно, Минна! — убеждал он. — Подобная язва встречается редко. Операция была очень трудной и продолжалась целый час, больной находился под наркозом.
— И кровь текла? — пугалась Минна.
— Сосуды были зажаты, но произошло внутреннее кровоизлияние. У больного было слабое сердце, и я пережил тяжелые минуты…
— Замолчи! Замолчи! — визжала Минна. — Что это ты выдумал? Прошу говорить со мной о красивых вещах! Кстати, я хотела, чтобы ты заказал кухонную полку для посуды такую же широкую, как у госпожи Глюк.
Как-то размечтавшись, Эгон с улыбкой сказал:
— Знаешь, хорошо бы найти талантливого скульптора, и пусть он высечет для нашего парка маленького фавна. Я видел такого в венском музее, его привезли из Греции. Пусть у нас на лужайке возле беседки, увитой плющом, стоит белый мраморный фавн.
Минна слегка забеспокоилась и нежно взглянула на мужа своими блекло-голубыми глазами:
— Не много ли мы тратим, Эгон? Зачем нам фавн? В соборе достаточно разных святых.
