Гости скоро разошлись, молодожены удалились в свои комнаты и того раньше. Молодой супруг на минуту задержался на балконе, выходившем в сад, не желая стеснять жену и дать ей возможность раздеться. Тут он впервые вспомнил Мици, которой сам так ни разу и не написал (письма же от нее перехватывала его мать). Закурив одну из немногих в своей жизни сигар, к которым он прибегал лишь в минуты крайнего волнения, он увидел мысленным взором черные блестящие глаза своей бывшей возлюбленной, каштановые завитки на лбу, подвижную, тонкую стройную фигурку. Ему послышался ее звонкий смех, заглушавший бульканье картошки в котелке, когда она с его разрешения приходила к нему по субботам и хозяйничала в его каморке, ее щебетанье, стук каблучков по деревянному полу, звон ее бесчисленных бус, когда она наклонялась над тазом, стирая его носки, тепло ее объятий, ее слезы при расставании.
Он бросил окурок в траву и долго смотрел, как постепенно меркнет огонек, потом, вздрогнув от ночной прохлады, вошел в заставленную мебелью комнату, увешанную салфетками с маками и васильками, вышитыми той, что ждала его, спрятав лицо в подушки, немного стыдясь и немного волнуясь, почему ее муж не торопится к ней.
На другой день утром Эгон проснулся первым и с минуту разглядывал пухлую, белотелую женщину, спавшую рядом с ним. Ночью ему снилась Вена, он сдавал трудный экзамен и одновременно наблюдал за постройкой большого здания. Только стряхнув с себя остатки сна, он вспомнил вчерашний свадебный пир, неприятный прокуренный воздух нижних комнат, запахи кухни, вина, духов, вспомнил, кто эта женщина, лежащая возле него. Эгон не знал — встать ли ему или дождаться, пока она не проснется. Если он встанет, то что ему делать одному в чужом доме? К счастью, Минна проснулась, открыла глаза, улыбнулась, слегка опустив ресницы, словно застыдившись, и подставила ему лицо для поцелуя.
Потом она, как и всякая рачительная хозяйка, принялась энергично выбивать на подоконнике подушки, стирать с мебели пыль, суетливо бегая по комнате, и все это со значительным, почти торжественным видом.
Девушка в красной пышной юбке, с улыбкой до ушей на круглом удивленном лице и с косичками, завязанными пестрой лентой, сделав книксен, поставила на стол кофе с молоком.
— Барышня, когда кофе попьете…
— Госпожа докторша, — прервала ее Минна, и в голосе ее не было ни малейшей иронии.
После кофе Эгон пошел в город за газетами.
В последующие дни он развернул бурную деятельность. С архитектором вместе он разрабатывал проект особняка. Он точно знал, что ему нужно, каждая деталь, казалось, давно запечатлелась в его мозгу, и здание получалось капитальным и вместе с тем изящным. Мебель для кабинета, спальни, гостиной и столовой он заказал в Вене по своим эскизам. Строя дом, заказывая мебель, Эгон думать не думал, что у них могут быть дети, а Минна стыдилась сказать ему об этом. В будущем он видел только себя и как свою тень — Минну, в гостиной, спальне, в столовой, словом, там, где присутствие ее было уместно, одну только Минну и несколько вещиц, характерных для ее времяпрепровождения: корзинку для рукоделия, какую он видел у жены своего профессора, изящный, кокетливый туалетный столик, кухню со всеми кухонными принадлежностями.
