Вернувшись домой к Лин, мы завариваем чай. После прогулки сосредоточиться на работе поначалу не так-то просто, и первые мои вопросы получаются расплывчатыми и натужными. Я пытаюсь восстановить картину жизни Лин в ту осень, но красок все еще недостает. Несмотря на ссоры и напряжение, жизнь шла по накатанной колее. Лин по-прежнему занималась уборкой, высиживала за обеденным столом вместе с семьей и успевала в школе. По вечерам всегда именно она читала вслух Библию, и хотя может показаться, что для еврейской девочки такое занятие было наказанием, Лин оно неизменно доставляло удовольствие.
– Я всегда обожала истории. Потому-то и ходить в церковь для меня было в радость. Учить псалмы, слушать проповеди, обсуждать урок – все это помогало ощутить сплоченность. Когда дома, на Плеттерейстрат, рассказывали что-нибудь, взрослые замечали: «Она слушает затаив дыхание». Я полностью погружалась в мир рассказа.
Я напоминаю Лин, как она развлекала историями мою тетю, маленькую Марианну, когда жила у ван Эсов, и глаза моей собеседницы загораются.
– Да, верно, – откликается она, и вдруг общее настроение меняется, теперь беседа течет легко, и Лин вспоминает воскресенье 17 сентября 1944 года.
Лин стоит на дороге, у кромки пшеничного поля, и смотрит, как с неба плавно спускаются разноцветные полукружья – голубые, красные, желтые, зеленые.
Парашюты, озаренные солнцем, которое только что показалось из разрыва в облаках!
Вокруг Лин толпятся дети и показывают на парашюты пальцами. Это высадка британских солдат! Лин всматривается в бесчисленные силуэты. А над парашютами – сотни самолетов, они летят как единое целое, словно по небу скользит нарисованный трафарет.
При виде самолетов и парашютов Лин разбирает смех – так смеешься, когда происходит что-то очень важное, а тебе никак не сохранить серьезность. Их так много – умора! Тысячи и тысячи. Как будто не на самом деле.
Лин так долго стоит задрав голову, что у нее уже болит шея. Она следит за очередным парашютом с той секунды, как он отделяется от самолета. Сначала в воздухе различим маленький купол, потом стропы, а потом темный комочек – это и есть парашютист. Они падают – снизу комочек, над ним купол, который все растет и растет, раскрывается, разглаживается и летит уже медленнее. А вот приземления не видно – парашютист исчезает вдали за деревьями. Когда скрывается из вида один, Лин отыскивает глазами другой. Они так и сыплются из хвостов самолетов, как костяшки домино.
