Кайджар, так его звали, сразу же решил доказать, что говорит правду. Спросив разрешения у своего капитана, около полудня он ушел в тайгу, взяв рюкзак с провизией, ружье и лук, который к неподдельному изумлению товарищей вырыл из какой-то потайной ямки около своей палатки. Он обещал вернуться к заходу солнца, но прежде – три раза крикнуть, как кричит лось во время гона. Его словно прорвало, он хотел рассказать капитану обо всех обычаях своего племени, а тот слушал его невнимательно, глядя поверх головы маленького таежного человечка в синюю глубину леса. И правда, императорская армия так же непостижима и многоголоса, как сама Россия… Кайджар, бессловесный и прежде ко всему безразличный, которого не знали кем и считать – немым или умственно отсталым, вдруг превратился в древнего азиатского охотника, знатока обычаев, поверий, шаманских талисманов. В кайджаровом взводе только и разговоров было о том, куда он направился, а к вечеру напряжение возросло настолько, что ни о чем другом никто уже и не думал. Вернется ли этот таежный смельчак или исчезнет, как тронувшийся товарищ их Петруха? Чтобы не прослушать трех обещанных лосиных криков, все старались поменьше разговаривать и побольше молчать…
Солнце уже почти село, когда три длинных, вибрирующих, резких звука донеслись из леса, вызвав такую бурю восторга, какую не вызывали и самые большие победы. Это были лосиные, то есть Кайджаровы, крики, и сам он, такой же энергичный, как и утром, вскоре появился из сумрака чащи. Кайджар – и кто бы только мог подумать, что он такой ловкий, – нес за плечами добычу: неведомых птиц с большими переливающимися крыльями, своим блеском напоминавшими павлиньи, тушку горностая и, в небольшой самодельной клетке, маленькую рыжую лисицу, которая тявкала и скалилась, как собака.
В толпе, встречавшей охотника, стоял и Ипсиланти, которого в радостной суматохе не заметили, да он и не старался обратить на себя внимание. Он слушал рассказ этого таежного человека, жуткую смесь знакомых русских слов со странными звуками его родного языка, и думал о том, что так гортанно и отрывисто говорит сама эта земля, таинственная и полная очарования, другая половина России, где ружья и сабли служили не символами власти и верности, а лишь несовершенными орудиями охоты. Что приготовила она им, спасение или погибель? Воспоминание о любимом Фетонте, истерзанном клыками тигра, о смертельной муке, застывшей в глазах коня, и о том, как он, Ипсиланти, заряжал пистолет, чтобы прекратить агонию, вернуло князю привычную уверенность, он протиснулся вперед и обратился к Кайджару:
