Первая причина очевидна: школа в 60-е годы имела физико-математическую направленность, что, безусловно, привлекало в нее учащихся с рациональным складом ума. Но был и редкостный для средней школы факт, а именно: среди учителей школы подавляюще преобладали мужчины…
Я поступила в 211-ю в 1960 году, в 9-й класс. Она располагалась (Да и сейчас на том же месте) в центре города на Гороховой улице (тогда улице Дзержинского) и принимали в нее ребят из всех районов города… Поскольку в школе учились только старшеклассники, с 9-го по 11-й класс, то она больше походила на колледж — все были достаточно взрослые…
Как я уже сказала, большинство предметов у нас вели мужчины (кроме английского языка и биологии). Преподаватели часто расширяли программу, выводя нас почти на институтский уровень: усложненные дополнительные учебники, рефераты, самостоятельные исследования. И им, моим педагогам, я обязана выбором моей первой, инженерной, профессии, но также и увлеченности литературой, позже тоже переросшей в профессию…
Безусловной любовью всего класса пользовался молодой физик Георгий Петрович Посецельский. Он и одевался элегантно: костюм с иголочки, белая рубашка, галстук и узкие, по моде того времени, брюки. Посецельский сразу поразил нас также знанием поэзии. Отрывая минуту-другую от своей дисциплины, он читал нам стихи Блока или Есенина, в ту пору не включенных в школьную программу. И, разумеется, увлек большинство учащихся своим предметом, физикой. Только на физфак позже пошли пять человек. И мой путь к профессии морского инженера-акустика начался со школьного реферата в десятом классе: я описала в нем процесс записи и воспроизведения звука на виниловых пластинках. Годы спустя, закончив Кораблестроительный институт, я исследовала уже звуки подводного мира…
Уважали мы и математика Петра Ивановича Полищука, завуча школы. В отличие от физика, он был немногословен, суховат и в поэзии нас не просвещал, зато по своему предмету буквально натаскивал так, что многие ученики прилично выступали на районных и городских олимпиадах.
С благодарностью вспоминаю и одну совершенно замечательную женщину — Рахиль Александровну Мóдель. Благодаря ее методике преподавания я легко переводила технические тексты, работая инженером, и даже спустя сорок лет после окончания школы — когда появилась возможность путешествовать по миру — смогла, худо-бедно, объясняться с иностранцами.
В выпускном классе, кроме физика и математика, на меня заметно повлияли литератор Анатолий Станиславович Киврин и историк Михаил Иосифович Шмеркович. Словесник разглядел у меня литературные способности, читал мои сочинения в параллельных классах, хотя однажды пожурил, узнав, что я увлеклась рассказами Зощенко — тогда не рекомендуемого для школьного чтения писателя, хотя книгу его я брала в библиотеке. По русскому языку и литературе у меня были отличные оценки, как и по математике. Но общественный настрой того времени ориентировал молодежь на точные науки, на технические специальности. И это оказалось решающим при выборе жизненного пути.
