А немец под Москвой, — значит, война только начинается!
Потом, спустя много лет, бывший командующий Западным фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков напишет сухо и точно:
«Бои 16—18 ноября для нас были очень тяжелыми. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом, стремясь любой ценой прорваться к Москве своими танковыми клиньями.
Но глубоко эшелонированная артиллерийская и противотанковая оборона и хорошо организованное взаимодействие всех родов войск не позволили противнику прорваться через боевые порядки. 16-я армия медленно, но в полном порядке отводилась на заранее подготовленные и уже занятые артиллерией рубежи, где вновь ее части упорно дрались, отражая яростные атаки гитлеровцев».
Маршал назвал эти соединения 16-й армии:
· 316-я стрелковая дивизия генерала И. В. Панфилова;
· 78-я стрелковая дивизия полковника А. П. Белобородова;
· 18-я стрелковая дивизия генерала П. Н. Чернышева;
· 1-я гвардейская отдельная танковая бригада;
· 23-я отдельная танковая бригада;
· 27-я отдельная танковая бригада;
· 28-я отдельная танковая бригада;
· кавалерийская группа генерал-майора Л. М. Доватора.
Скуп был на похвалу командующий Западным фронтом, и не в его характере было приходить в восторг при удачных действиях наших войск, и не такое тогда было время — немец под Москвой. Все же он признал: сражения были ожесточенные, войска действовали с беспримерной храбростью, геройски. В устах сурового маршала это была высокая оценка.
Человек ко всему привыкает. Он может привыкнуть к воздушным тревогам, к артиллерийским обстрелам, к резким разрывам мин, к бешеной скороговорке автоматных очередей. Можно привыкнуть к виду человеческих тел, разорванных в клочья, к бинтам, залитым кровью, к наспех вырытым могилам и черным лишаям пожарищ... Ко многому можно привыкнуть!
Трудно, невозможно привыкнуть к виду детского тельца, изувеченного пулей или осколком, к детским глазам, наполненным болью, страхом, недоумением: «За что вы, взрослые, обидели меня?»
— Так смотрела на Рокоссовского вся забинтованная девочка — только глаза видны на лице, — которая лежала среди раненых на медсанбатовской койке.
Рокоссовский, участвовавший в третьей большой войне, видел много крови и горя, много ран и трупов, много руин и пожарищ.
По-человечески сочувствуя раненым, скорбя о погибших, он и гордился ими, знал, что свою кровь они отдали за святое дело. С благодарностью склонял перед ними голову.
Только израненных, раздавленных войной детей он не мог видеть, не мог привыкнуть к их боли и к их страданиям. Может быть, и потому, что вспоминал свою дочь, оставшуюся в далеком украинском городке, давно захваченном гитлеровскими ордами.
