Равинель спустился к сараю. Ручей слегка пенился у водослива, отливая розовым. На другом берегу проблеяла коза, принадлежавшая почтальону. Равинель даже вздрогнул от неожиданности. Коза почтальона… Каждое утро дочка почтальона приводит ее на луг и привязывает на длинной веревке к столбику. И каждый вечер приходит за ней. А что, если?..
Почтальон — вдовец. У него дочка, которую зовут Анриеттой. Девочка умственно отсталая и потому по большей части сидит дома. Стряпает, занимается хозяйством… И управляется с этим довольно хорошо, несмотря на свои двенадцать лет.
— Я хотел бы спросить у вас кое о чем, мадемуазель.
Никто никогда ее так не называл, и она даже испугалась. Она не пригласила Равинеля войти в дом, а он, смущенный и слегка запыхавшийся от бега, не знал, с чего начать.
— Сегодня утром вы отводили козу на луг?
Девочка покраснела и встревожилась.
— Она что-нибудь натворила?
— Я живу напротив, в «Веселом уголке». Маленький сарай на берегу ручья принадлежит мне.
Девочка немного косила, и он по очереди смотрел то в один, то в другой ее глаз, пытаясь предугадать возможную ложь.
— Моя жена развесила носовые платки для просушки… Должно быть, их унесло порывом ветра.
Предлог был наивен и смешон, но он настолько устал от всего, что не смог придумать ничего более убедительного.
— Сегодня утром вы ничего не видели возле сарая?
У нее длинное лицо, две тощие косички. Два передних зуба выдаются вперед, хотя рот закрыт. Равинель вдруг почувствовал в этой встрече нечто трогательное.
— Вы же привязываете козу рядом с ручьем. Вам никогда не приходило в голову посмотреть на другой берег, на сарай?
— Да…
— Тогда постарайтесь вспомнить. Сегодня утром…
— Нет… Я ничего не видела.
— В котором часу вы пришли на луг?
— Я не знаю.
Из глубины коридора послышалось какое-то шипение. Девочка еще больше покраснела и начала мять в руках свой фартук.
— Суп закипел, — сказала она, — Можно я пойду посмотрю?
— Конечно, конечно… Идите скорее.
Она убежала, а он вошел в коридор, чтобы не попасться на глаза соседям. Ему был виден угол кухни, развешанные на веревках полотенца. Наверное, ему следовало бы уйти. Нехорошо учинять допрос бедной девочке.
— Так и есть, суп, — сказала Анриетта. — Закипел и выплеснулся на огонь.
— Много?
— Да нет, не очень… Может, папа ничего и не заметит.
У нее слегка сплюснутые ноздри и веснушки вокруг носа, совсем как у Мирей.
— Отец сердитый? — спросил Равинель и тут же пожалел о своих словах, поняв, что, несмотря на свои двенадцать лет, девочка уже достаточно натерпелась.
