Пунш оставил во рту привкус карамели. Мысленно он уже перебирал детали будущего путешествия. Крутящаяся дверь отбрасывала на него сполохи света.
— Мы закрываемся, месье.
Равинель швыряет на стол деньги, отказывается от сдачи. Одним жестом он отстраняет от себя Фирмэна, отстраняет кассиршу, которая смотрит на него, отстраняет прошлое. Крутящаяся дверь вбирает его в себя и выбрасывает на тротуар. Он останавливается в нерешительности, прислоняется к стене. Мысли его путаются. В мозгах вертится одно слово — Типперери. Он даже не знает, что это означает — Типперери, но устало улыбается.
Прошло более полутора суток! Осталось подождать еще один день. Равинель уже начал считать часы. Он ожидал, что эта неопределенность будет ужасной. Нет, ничего подобного! Но в каком-то смысле это оказалось даже хуже. Унылое, бесконечное ожидание. Время потеряло точку отсчета. Какой-нибудь осужденный на пять лет, верно, испытывает в начале своего заключения нечто подобное. А если заключение пожизненное? Равинель отгоняет от себя эту мысль, которая вьется в его мозгу, как муха, привлеченная запахом гнили.
Он начал выпивать. Отнюдь не для того, чтобы привлечь к себе внимание. И не для того, чтобы просто напиться. Ему хотелось лишь хоть как-то изменить темп своей жизни. Между двумя рюмками коньяка вдруг замечаешь, что прошло гораздо больше времени, чем ты ожидал. И время это проходит совсем незаметно, пока ты перебираешь в уме всякие пустячные детали. Например, гостиницу, где ночевал накануне. Жесткая кровать. Отвратительный кофе. Люди, снующие туда-сюда. Гудящие поезда. Он предпочел бы уехать из Нанта и провести некоторое время в Редоне или в Ансени. Но он не может уехать. Потому что каждый день поднимается с одной и той же ясной до пронзительности мыслью. Прикидывает свои шансы на успех, которые представляются столь ничтожными, что пропадает всякая охота бороться. Потом вдруг часам к десяти уверенность в успехе возвращается. Это подобно свету, который рассеивает тьму сомнений, обращая их в новые надежды. Тогда он бодро толкает дверь «Кафе Франса», где всегда находит двоих-троих приятелей, сидящих там и попивающих кофе с коньяком.
— А, старина Фернан!
— Ну и видик у тебя!
Приходится подсесть к ним, улыбаться. Хорошо еще, что они довольствуются первым же пришедшим на ум объяснением. Врать так легко! Достаточно сказать, что у тебя болели зубы и ты наглотался таблеток.
— А вот у меня, — говорит Тамизье, — в прошлом году болел коренной зуб!.. Адская боль, еще немного — и я просто утопился бы.
