С мнением исследователей можно согласиться. «Воровские» казаки двигались по рекам в стругах и, вероятно, постарались достичь Северщины до того как их сковал лед.
Вступив в город, Лжепетр приказал привести к нему на суд всех пленных, содержавшихся в путивльском застенке. Те, кто принес присягу «царю Дмитрию и его племяннику», получили у самозванца воеводские чины, те же, кто отказался им служить, — казнены[326]. И.И. Смирнов и В.И. Корецкий полагали, что с этого момента произошло усиление классовой борьбы и дальнейшее размежевание сил в повстанческом лагере[327]. Р.Г. Скрынников пришел к выводу, что действия «вольных» казаков и Лжепетра вскрыли противоречивые тенденции в повстанческом движении. С одной стороны, они несомненно способствовали радикализации социального противоборства, с другой — положили начало «перерождению» повстанческого движения, о чем, по мнению исследователя, говорит боярско-дворянский состав Думы Лжепетра и воеводские назначения в повстанческом войске[328]. М. Перри совершенно справедливо указала, что повстанцы в Путивле не пытались подменить одного самозванца другим. Лжепетр и его казаки продолжали служить «царю Дмитрию» и признавали его «старейшинство»[329]. Однако это наблюдение не противоречит гипотезе Р.Г. Скрынникова. Появление «принца крови» в повстанческом лагере сделало его центром возрождающейся традиционной социально-политической системы, что объективно вело к перерождению повстанческого движения[330].
Вскоре после водворения Лжепетра в Путивле русские послы разузнали, что он обратился к киевским властям с просьбой принять его посольство[331]. Успехи русских повстанцев и некоторая стабилизация ситуации в Речи позволили Сигизмунду III ужесточить свои позиции на переговорах с русскими послами в декабре 1606 г. Радные паны от имени короля потребовали немедленного отпуска всех пленных поляков, в противном случае грозили оказать помощь и Дмитрию и Петру[332]. Обычно эти заявления рассматриваются как явное доказательство причастности короля к подготовке самозванца. Но то был явный шантаж. Сигизмунд III вынашивал планы открытого вторжения. В инструкциях к сеймикам король вновь поднял вопрос о войне с Россией в надежде объединить вокруг трона польское общество[333]. Он отнюдь не собирался иметь дело с самозванцами. Гетман С. Жолкевский получил строгие инструкции задерживать русских повстанцев, ищущих на Украине «царя Дмитрия», и не допускать ухода наемников в Россию
