Чем шумнее, чем люднее становилась улица, тем беспокойнее был Микитка: «Куда идти? Как найти своих?» Улицы загибались, по сторонам появлялись новые переулки, чередовались бревенчатые, изредка каменные дома; всюду были поставлены прилавки со всякой всячиной, где продавцы, и взрослые и мальчишки, зазывали прохожих:
— К нам милости просим с копейкой на восемь! Слову честному мы цену знаем и на деньги совесть не меняем!.. Выбирайте чего вашей душеньке угодно!
Микитка не знал, куда броситься, чтобы разыскать своих возчиков, и думал о грозном господском приказчике, который доложит боярыне, что паренёк Микитка сбежал. Тогда ему наденут на ноги железную цепь и на щеке выжгут калёным железом клеймо — знак беглеца.
Когда княжича Никиту усадили в возок рядом с нянюшкой, мальчик сперва вырывался и ревел, отталкивая сладкие пряники, которые ему совали. Он был поверх шубки завязан в пуховый платок, так что в щёлочки были видны только чёрные блестящие глаза. Дверца захлопнулась, все стали креститься; кони рванулись и потащили возок. Передний «вершник» на коне кричал и хлопал бичом, ямщик в санях гикал и посвистывал, сзади доносились окрики дядьки Филатыча:
— Легче! Сдерживай на поворотах! Не оброни княжеское дитё!
Встречные сторонились, видя нарядные сани. Быстро проносились мимо засыпанные снегом ели, почерневшие придорожные избёнки, старые вётлы, кривые мостки и унылые снежные поляны…
Через несколько часов, переехав по льду Москву-реку, сани поднялись по крутому откосу к воротам Кремля. Стрельцы спросили, кто и зачем едет, и возок двинулся дальше. Множество бревенчатых изб, каменных домов и небольших церковок в беспорядке теснилось, образуя узкие переулки. Дома были разукрашены яркими рисунками затейливых цветов и невиданных птиц, тянулись кверху башенками и кончались на гребне крыши петушками.
Проехав небольшой переулок, сани остановились возле больших дубовых ворот с иконой наверху. Дядька Филатыч, соскочив с коня, постучал железным кольцом, прибитым у калитки, и громко прочитал молитву.
— Аминь! — послышался ответ, и в калитке отодвинулась доска окошечка.
Оттуда всматривались недоверчивые глаза.
— Чего смотришь? Открывай ворота!
— Подождёшь! — ответил караульщик и зазвонил в небольшой колокол.
Открыв дверцу, он вышел в широком, шерстью вверх, собачьем тулупе до пят, с бердышом в руке. Сейчас же из дома выбежали слуги, распахнули ворота, и возок со скрипом, топотом коней и окриками «вершника» въехал во двор. Злобным, хриплым лаем залились огромные лохматые собаки, привязанные на цепях.
