– Мы бы успели, – улыбнулся сыщик. – С тобой все в порядке?
– Конечно! – беззаботно откликнулась девушка, – Но я требую надбавки к обещанному. Я ментально опустошена и пристыжена – меня дважды схватили за грудь. Я негодую.
– Там видно будет, – усмехнулся Воронин, расстегивая путы.
Иван слишком хорошо знал повадки этой чертовки, танцовщицы Жанки. Эта полукровка взяла все самое лучшее от своих родителей – красоту и грацию от отца-вилара, танцора и повесы, а хитрость и острый ум от матушки – гадалки, а по совместительству воровки и мошенницы. Питомец кочующего цирка-шапито, Жанка рано познала дно жизни и теперь всеми силами выбивалась наверх. И даже Воронин не мог с уверенностью сказать, что эта хитрая бестия играет на его стороне. У Жанки, казалось, была лишь ее собственная сторона, подчиненная прагматичности и тонкому расчету, искусно замаскированная под личиной легкомыслия и дурашливости.
Когда в цех ворвался Алтан с заряженным арбалетом наперевес, все было уже кончено. Господа в балахонах тихо постанывали подле стены, опасливо бросая взгляды на застывших рядом Бабошек. Жанка с интересом разглядывала механическую куклу. А филер деловито перебирал лежащие инструменты. Один экземпляр его очень заинтересовал.
– Всех повязали, Иван Акимович? – осведомился карлик, жадно осматриваясь, словно опоздавший на охоту пес.
– Всех, – задумчиво ответил филер и направился к неудавшимся чернокнижникам. Подле них уже вертелась Жанка, показывая им язык и насмехаясь, как может насмехаться только уличная девка. Сыщик жестом отогнал ее, встал напротив задержанных, поигрывая пистолетом.
– Мы все отдадим, только не убивайте! – взвизгнул один, не выдержав. На него презрительно шикнул сосед, гордо вздернул подбородок и прямо посмотрел Воронину в глаза. Филер не отвел взгляд и они несколько мгновений играли в «гляделки».
– Холопы! Вы не знаете, с кем связались, – наконец процедил сидящий на полу.
Ближайший к нему Бабошку замахнулся было дубинкой, но сыщик отрицательно покачал головой.
– Будет с них пока. Еще не вечер.
Полумрак цеха озарил серый дневной свет, когда открылись двери центрального входа и в мастерскую, брезгливо морща нос, вошел заместитель полицмейстера Павел Никифорович Зорин. Он оставил плед в повозке, теперь блистал пуговицами и полосками на погонах.
Зорин поправил фуражку с витым шнуром-филиграном, прошествовал к сидящим господам, проигнорировал бандитские рожи Бабошек и торжественно принялся предъявлять обвинения. Задержанные было загалдели, увидев, что их не собираются грабить и убивать, а всем действом заведует уголовный сыск, но уже было поздно – Павел Никифорович невозмутимо закончил свой спич и обернулся к стоявшему в стороне Воронину.
