Он оглядел сидящих за столом, взволнованный собственными словами.
– Клянусь кровью Адаона, это напоминает мне об интригах былых времен, когда все делалось так же тонко! О хитросплетениях, направлявших судьбу всего полуострова.
– Возможно, – сказал тригиец с серьезным выражением на лице, – ты высказал самое умное предположение за весь этот шумный день. Но скажи, – продолжал он, обращаясь к вспыхнувшему от удовольствия Адриано, – если поступок Альберико напомнил тебе – и другим, без сомнения, только не так быстро – о прежних днях, до того, как он приплыл сюда покорять нас, и до того, как Брандин захватил Кьяру и западные провинции, то разве не существует вероятности, – его голос среди гомона в зале звучал тихо, только для ушей Адриано, – что его все же обставили в этой игре? И обставил покойник?
Вокруг них люди шумно поднимались и расплачивались, спеша выйти на улицу, где разворачивались важные события. Все собрались идти к восточным воротам, смотреть, как потомки Сандре через восемнадцать лет привезут их мертвого правителя домой. Пятнадцатью минутами раньше Адриано был бы уже на ногах вместе с остальными, кутался бы в свой тройной плащ и бежал, чтобы успеть занять у ворот место, откуда все хорошо видно. Но теперь его мысли устремились по новому пути, следуя за голосом тригийца, и понимание озарило его, словно луч света в темноте.
– Ты понимаешь, не правда ли? – напрямик спросил его новый знакомый. Они остались за столом одни. Нероне задержался, чтобы допить кав из оставленных в спешке кружек, потом вслед за остальными выбежал навстречу осеннему солнцу и ветру.
– Кажется, да, – ответил Адриано. – Сандре выигрывает, проигрывая.
– Проигрывая битву, которая его никогда по-настоящему не интересовала, – поправил тригиец, остро блеснув серыми глазами. – Сомневаюсь, что жрецы что-либо для него значили. Они не были его врагами. Как ни хитер Альберико, правда в том, что он завоевал эту провинцию – и Тригию, и Феррат, и Чертандо – благодаря своей армии и чарам, и только с их помощью удерживает Восточную Ладонь. Сандре д’Астибар правил этим городом и провинцией двадцать пять лет, пережил полдюжины мятежей и покушений, как я слышал. И делал это всего лишь с помощью горстки не всегда верных ему войск, своей семьи и уже тогда легендарной хитрости. Что ты скажешь на предположение, что вчера ночью он отказался пустить к своему смертному одру жрецов и жриц только для того, чтобы сегодня заставить Альберико ухватиться за это условие, которое позволит ему сохранить лицо?
