Поликлинический антураж тоже изменился к лучшему. Стены из уныло-казенного зеленого перекрасили в приятный глазу светло-бежевый цвет, неудобные жесткие банкетки заменили на мягкие со спинками, повесили новые светильники, убрали с подоконников фикусы и прочую растительность, которая не добавляет кислорода, а только собирает пыль…
— Растения оживляют обстановку, — трепыхалась главная медсестра, которой оставалось работать около месяца, только она пока что об этом не знала. — Без них станет слишком голо!
Не стало. Константин оживил обстановку репродукциями пейзажей русских художников второй половины XIX века. Получилось симпатично и элегантно, одним словом — современно.
— Был сарай, а стал дворец! — восхищался Шариф Насирович, упуская из виду то, что на востоке дворцы называют «сараями». — А какие девушки в регистратуре сидят! Хоть женись по новой!
Девушки-регистраторы были предметом особой гордости Константина. Все как на подбор — умницы, красавицы и вообще милашки. Улыбнутся, помогут-посоветуют, на прощание скажут «доброго вам здоровья». Регистратура — это визитная карточка поликлиники, разве не так? Ворчливых гардеробных фурий Константин заменил приветливыми тетками, а уборщицам категорически запретил выступать по поводу того, что им, видишь ли, натоптали. Натоптали — так подотри, тебе за это зарплату платят, а если никто не натопчет, то на кой нужна уборщица?
Короче говоря, филиал Бутырской тюрьмы, в котором пациентов держали в струне, превратился в райский уголок, где все друг другу улыбаются и ведут вежливые речи. Рыба, как известно, тухнет с головы, но и с головы же начинает выздоравливать.
— Костик, как у тебя складываются отношения с коллективом? — волновалась бабушка.
— Нормально складываются, — отвечал Константин. — Коллектив у нас хороший, люди отборные, штучные.
А как же иначе? Сам ведь отбирал.
Глава седьмая
И как хорош тот новый мир…
Обновленная медсанчасть была настолько хороша, что просто захватывало дух, только вот с коммерческими клиентами дело обстояло плохо. Место совершенно непроходное — рабочий район, около секретного предприятия, и, к тому же, никому, кроме сотрудников и местных жителей не известное. Сотрудники лечились условно-бесплатно, а местные жители в большинстве своем лечили все болезни водкой. А те, кто мог бы представлять интерес, обходили медсанчасть стороной, поскольку были наслышаны о суровости местных врачей.
Да, в былые времена, которые Константин про себя называл «зазаборными», уровень суровости действительно зашкаливал. Негласным высочайшим приказом здесь были установлены свои критерии нетрудоспособности. Так, например, при температуре тридцать семь и три десятых градуса больничный лист не открывался, для этого требовалось иметь не менее тридцати семи и пяти. Давление сто шестьдесят на девяносто пять? Вот вам таблетка, положите под язык и возвращайтесь на рабочее место. Спину прихватило? Сейчас сделаем укол, полежите десять минут и вернетесь на рабочее место. Какой больничный? Не смешите! Вы же инженер, а не грузчик, мешки на горбу не таскаете… Попробуешь возмущаться — огребешь выговор за нетактичное поведение. Помимо этого, заводская администрация договорилась с руководством двух близлежащих поликлиник о том, чтобы сотрудникам завода больничные листы не открывались и не продлевались. Заболел — чеши в родную медсанчасть! Участковый терапевт мог открыть сотруднику завода больничный лист только при вызове на дом, но только открыть, а не продлевать, продлевать полагалось в медсанчасти. Если же кто-то особо умный приносил больничный откуда-то издалека, то его могли и не принять. Вас предупреждали, что нужно обращаться в свою медсанчасть? Так что же вы нам филькины грамоты приносите?
