Честный проигрыш | страница 6
— Почему бы и нет? Он длится уже три года. А следовательно, способен длиться и дольше.
— Все эти связи между геями такие непрочные.
— Только лишь потому, что общество усложняет их жизнь. Гетеросексуальные отношения ограждены институтом брака и необходимостью потомства. Не будь этого, они оказались бы столь же непрочными. Так что, если люди подходят друг другу, почему бы им и не оставаться вместе?
— А как ты считаешь: не будь у нас одобрения общества, мы оставались бы вместе все эти годы?
— Думаю, да, возлюбленная жена моя. А ты как полагаешь?
— Так же. Мы с тобой думаем одинаково! Но мы, как уже было установлено, особый случай. И во многом так схожи. А Аксель и Саймон разные. Думаю, что жить с Акселем очень трудно. Он мрачный и замкнутый. А Саймон так на все реагирует, часто ребячлив, любит удовольствия. Говоря «удовольствия», я не имею в виду ничего плохого. И потом: все голубые имеют склонность обострять отношения. Не знаю ни одного, кого к этому не тянуло бы.
— Любое утверждение, начинающееся со слов «все голубые…», изначально лживо. Оно из серии «все мужья…». Например «все мужья за сорок изменяют женам».
— Наш пример опроверг это утверждение. Насколько я могу судить, Аксель командует Саймоном.
— Есть люди, которым нравится, чтобы ими командовали.
— Да, вероятно. К тому же Саймон намного моложе. Слава богу, что наш союз абсолютно демократичен. Они, я подозреваю, жестоко ссорятся каждый вечер.
— Не понимаю, почему ты так думаешь, Хильда. И потом, можно жестоко ссориться каждый вечер и все же любить.
— Слава богу, что мы не ссоримся каждый вечер. Для меня это было бы доказательством отсутствия любви.
— Браки бывают разными.
— Ты неисправимо великодушен, Руперт.
— Мне кажется, проблемы этой пары прямо противоположны. Они настолько заняты друг другом, что едва замечают что-либо вокруг.
— К вопросу об институте брака и потомстве. Полагаю, наш сын едва ли почтит нас сегодня своим присутствием?
— Разумеется, я пригласил его. И, разумеется, он никак не откликнулся.
— Он не придет.
— Не придет.
— Ох, Руперт! Не написать ли тебе снова в Кембридж?
— Мне больше нечего им сказать. И заметь: до сих пор они очень терпимо воспринимали все выходки Питера.
— А то, что он не сдал экзамены за первый курс, не страшно?
— Не очень. Если, конечно, он согласится вернуться к занятиям в октябре.
— Он знает, что совсем не обязан заниматься классикой. Может выбрать и что-то другое.
— Он возражает не против специальности, а против университета как такового.