с Акселем, он с удовольствием демонстрировал его избранному кругу друзей.
— Если хочешь. Выбери день, и я пошлю Джулиусу приглашение.
— Где он остановился?
— В отеле «Хилтон». Но это временно: он подыскивает квартиру.
— О! Значит, он собирается здесь поселиться?
— Да.
В самом начале их совместной жизни Аксель прочитал Саймону лекцию о своих взглядах на ревность. Суть ее заключалась в словах: «мы должны доверять друг другу и не ревновать». Саймон тогда кивнул, однако контролировать свои эмоции он мог не больше, чем работу своего кишечника. Стоило любому мужчине приблизиться к Акселю, как Саймона тут же пронзала боль. На деле Аксель и сам был ревнивцем, что, вероятно, как раз и определило серьезность прочитанной лекции.
— Как прошел день у вас в музее, милый?
— Да как обычно. Свара А. и В. продолжается. А что у тебя в офисе?
— Скука. Совещание по балансам платежей тянулось невыносимо долго. Ужасно жаль, что не Руперт вел заседание.
Аксель неоднократно объяснял Саймону, что значит «баланс платежей», но Саймон так и не понял. Спрашивать снова, он это чувствовал, было неловко.
— Ты плавал сегодня?
— Да, это было чудесно.
— Ты прямо-таки пристрастился. Хильду видел?
— Да. Аксель, Морган возвращается.
— Вот как? Когда же?
— Скоро. Дней через десять. Не знаю, известно ли ей, что и Джулиус будет в Лондоне.
— Очевидно, она будет жить у Руперта с Хильдой.
— Скорее всего, да. Кстати, Хильда просила не говорить Таллису о ее возвращении.
— И почему же?
— Ну, неизвестно, захочет ли Морган увидеться с Таллисом. К чему же тревожить его понапрасну?
— Я всегда против скрытности.
Вторым вопросом, по которому Аксель прочитал лекцию в начале их любовной связи, был вопрос правдивости. «Не лги мне, даже в мелочах. И никогда ничего не скрывай. Любовь должна не ведать страха». К удивлению Саймона, вскорости выяснилось, что и это нелегко. Оставалось признать, что скрытность и уклончивость лежат в основе его характера. Пристально наблюдая за собой, Саймон на каждом шагу обнаруживал мелкую, почти бессмысленную ложь и неизбежное приукрашивание чуть не любого рассказа. Однажды он признался в этом Акселю и был вознагражден необычно яркими для того проявлениями любви и нежности. Со временем огрехов становилось меньше, и все они относились к вещам незначительным. Но что-то от прежних привычек оставалось. Сам Аксель был педантично правдив. И в этом случае серьезность лекции вызвана была, вероятно, изначально возникшим предположением о шаткости принципов Саймона в данном вопросе.
