В сумерках над черепичными крышами Пелоуриньо взошла луна. Её холодный свет вкрадчиво скользнул в комнату. Близнецы совсем обессилели от крика и теперь лишь жалобно попискивали. Ошун на цыпочках подошла к развороченной постели, осторожно опустила на неё малышей. Выпрямилась, закусив губы и стараясь не расплакаться от боли в спине. От высохших слёз саднили веки. Смертельно хотелось упасть вниз лицом на скомканную простыню, закрыть глаза и умереть.
Вместо этого Ошун взяла со стола пластиковую бутылку и долго тянула из неё теплую воду, роняя капли на липкую от пота грудь. Затем двумя решительными движениями скрутила перепутанные волосы в жгут и, как кинжал, вогнала в них шпильку. Высморкалась в мокрую детскую пелёнку. Шумно вдохнула и выдохнула. И, подняв руку к мертвенному лунному лучу, ползущему по стене, сиплым от слёз и усталости голосом воззвала:
– Салуба, Нана Буруку!
Из лунного света соткалась высокая женская фигура. Нана Буруку шагнула в комнату и непринуждённо присела на край стола.
– Оро ейе, прекрасная Ошун, звезда любви, приветствую тебя!
В её голосе было столько издевательской насмешки, что у Ошун сдавило горло. Не желая показать свой страх, она отступила в тень. Стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросила:
– Зачем тебе понадобилось сломать мою жизнь, Нана Буруку?
– Позволь не объяснять тебе моих путей, девочка, – холодно отозвалась Нана. – Помнится, год назад я просила тебя – очень вежливо, между прочим! – не соваться в мои дела. Но ведь ты привыкла думать только о своих капризах и прихотях.
– Это была не прихоть! И не каприз! Я…
– Ты всего лишь влезла не в своё дело, красавица Ошун. И предоставила расхлёбывать это другим.
– Что толку сейчас говорить об этом? – вздёрнула Ошун подбородок. – Ты вздумала отомстить мне? Сейчас? Больше года спустя? Месть – блюдо, которое подают холодным, но не протухшим, Нана Буруку!
– Много чести – мстить тебе, – презрительно отмахнулась Нана. – Ты всего лишь глупая девчонка, которая не видит дальше собственного носа. Никак не могу понять, за что тебя так любит моя Эвинья. Эва непослушна и совсем не чтит мать, но надо отдать ей должное: она очень умна. Ты ведь недаром сегодня сбежала от неё, пряча лица своих малышей, не так ли?
– Сука… – процедила сквозь зубы Ошун. – Проклятая сука!
– И это говоришь мне ты? – подняла брови Нана. – Ты, – которая обманывала мужа, ложась в постель с его братьями? Ты, – которая обманывала единственную настоящую подругу, трахаясь с её… Дьявол, кем же всё-таки Эшу приходится моей Эвинье? Братом или мужчиной? Они, наконец, разобрались с этой нелепостью?
