Бойс внезапно перебил Охотника, медленно достающего воспоминания из своего разума и, казалось, заново переживающего прошлое.
— Ты лжешь, — сказал он со всей надменностью Гиллеама. — Я тоже ее знал.
Он заколебался и не сказал: «Я тоже ее любил». Он любил другую — настоящую, целую Ирату. Вряд ли они когда-нибудь встретятся снова, но однажды они встречались — Бойс был в этом уверен — и тогда она была настоящей.
— Я знаю. — Охотник взглянул на него из-под полосатого капюшона, в его глазах сверкнула ненависть и ревность, но голос оставался спокоен. — Ты знал ее тогда же, когда и я, в один из тех моментов, когда она настоящая. Понимаешь, бывают времена, когда огненная клетка не сковывает Оракула Керака. Сейчас один из таких периодов, Бойс. — Темные глаза помрачнели. — Ты выслушал меня, Уильям Бойс, потому что нуждался в объяснениях. Но как ты думаешь, почему я решил рассказать тебе все это?
Бойс замешкался. Но еще не успев заговорить, он почувствовал перемену в лице Охотника — оно стало вдруг ярким и ликующим, как молния, разрезающая свинцовое осеннее небо.
И тут Бойс осознал свою ошибку. Его охватило острое сожаление, понимание того, что он каким-то образом слепо попал в ловушку... и затем, на невыносимое мгновение головокружения, стены перед ним наклонились, уехали вбок и растворились в ревущем хаосе.
Бойса окутал кружащийся туман. Другой разум, другая сила использовала его, как человеческая рука управляет механизмом. Тело, глаза и мысли перестали быть его собственными. Он ненадолго попал в место, где нет ни времени, ни света, в крепость, находящуюся в самой глубине разума, куда не сможет забраться ни один вор.
Чудовищная клаустрофобия ослабла и вскоре исчезла совсем.
Бойс снова стоял перед смеющимся Охотником.
Когда он попытался говорить, с его губ слетели лишь хриплые бессмысленные звуки. Глаза Охотника победно засверкали.
— Сложно говорить, да, Бойс? — усмехнулся он. — Это продлится недолго. Через пару секунд это ощущение пройдет. Когда человек покидает свое тело, вернуться не всегда просто.
Бойс сгорбил плечи, ощутив такой гнев, какой ему прежде не доводилось испытывать, гнев на этого колдуна, использующего его просто так, как человек натягивает перчатку, а затем снимает ее.
Бойс почувствовал, как тепло возвращается к его конечностям, хотя он только сейчас понял, что они онемели.
— Ты...
— Говори! Ты оказал мне огромную услугу, Бойс. Я по крайней мере обязан дать тебе честный ответ.
