— Я это хорошо помню, — улыбнулась жена. — Через три месяца после нашего знакомства. За неделю до того ты поцеловал меня на лестничной площадке и с тех пор на том же самом месте делал это каждый вечер. Однажды во вторник ты пригласил меня в Комическую оперу, давали «Кармен». На мне было платье из голубой тафты. Я даже духи свои помню. Направляясь к такси, ты меня не поддерживал, лишь руку протянул, чтобы помочь сесть в машину. После представления ты спросил, не голодна ли я. Мы отправились на Большие Бульвары, в таверну Пуссэ, которая тогда еще существовала. Я притворилась, будто мне трудно идти на высоких каблуках, и оперлась о твою руку. Я настолько испугалась собственной смелости, что меня даже в дрожь бросило. А ты догадался сделать вид, что ничего не заметил. Выйдя из ресторана, я снова оперлась о твою руку. С тех пор так у нас и повелось.
Иначе говоря, у Дженни это тоже вошло в привычку. Выходит, она часто прогуливается по улицам со своим зятем. Не следует ли отсюда, что они ни от кого не прячутся и, вопреки утверждению Мартона, Дженни в курсе всех событий?
Мегрэ наклонился к окошку, затем направился к выходу, держа в руках два розовых лоскутка бумаги.
Шел детективный фильм — с выстрелами, драками и этаким крутым героем, одетым во все кожаное, который прыгнул из окна в открытый автомобиль, застрелив в самом центре города водителя, занял его место за рулем и на бешеной скорости понесся, чтобы оторваться от полицейских машин, мчавшихся с пронзительным воем.
Комиссар невольно улыбнулся. Картина развлекла его. Глядя на экран, он забыл про Мартонов и свояченицу, про Гарриса, настоящая фамилия у которого Швоб, и запутанных отношениях обеих пар.
Во время перерыва, по традиции, восходящей еще к той поре, когда жена впервые оперлась о его руку, Мегрэ купил жене конфет. По укоренившейся тоже с тех времен привычке, пока жена лакомилась конфетами, комиссар курил в холле трубку, разглядывая афиши новых фильмов.
Когда супруги Мегрэ вышли из кинотеатра, по-прежнему шел снег. Крупные хлопья падали на мостовую и спустя мгновение таяли. Оба шли, наклонив головы. Все крыши домов и припаркованных автомобилей завтра будут покрыты белой пеленой.
— Такси! — воскликнул Мегрэ, опасаясь, как бы жена не простудилась. Он нашел, что она похудела, и, хотя знал, что дело не обошлось без доктора Пардона, был, тем не менее, встревожен. Комиссару подумалось, что она теперь ослабнет и может утратить свойственные ей оптимизм и жизнерадостность.
