Пойдем по списку:
— Я сокрушительно победил на выборах и подумал, что легитимен для всех. Что имею право реформировать и менять целую школу. Черта с два. Меня выбрало полтора фанатика, в сравнении с махиной лицея. Я стал главой Совета — в тогдашнем общем понимании — кружка по интересам. А вовсе не главой школы или призрачного самоуправления. Призрачного, потому что нереального. В глазах общественности все мои нововведения — выдумки никому не известного, нелегитимного выскочки. Поправку на этот ветер я не сделал.
— Я начал действовать, а не говорить. Конечно, я объяснял каждый свой шаг, но лишь для тех, кто являлся на заседания. То есть, для двух с половиной фриков. Их было около сорока, но это ничего не меняло, ведь до широкой аудитории доносились лишь распорядки. Я менял, но не объяснял ни виденья, ни плана, ни конкретных решений каждому лицеисту. Уповая на то, что делегаты расскажут. Не рассказали. Вернее, они приносили в классы только все новые и новые требования. Без их мотивации. Поэтому я стал выглядеть как далекий от учеников недалекий самодур. Потеря диалога — самое страшное во взаимоотношениях власти с народом.
— Никто не любит изменений. Особенно, бессмысленных. А ровно такие, с точки зрения обычного школьника, я проводил. «Формализация дежурства» — Зачем? Для кого? «Рейтинговая система» — Зачем? Для кого? «Наказания для опаздывающих» — Зачем? Для кого? И так далее. Я занимался непонятной для людей формализацией, наводил никому не нужный казарменный порядок. В том числе, не нужный и мне. Я занимался канцелярской бумажной работой по переводу Совета в Парламент, а не создавал новые, креативные проекты. Занимался отладкой, как мне казалось, механизма управления. Не творчеством. Не тем, чего от меня ждали.
— У меня было мало времени. Времени на пол вдоха. Я не писал об этом раньше, но это так. Когда меня только выбрали на эту должность, все понимали, что я буду работать примерно до нового года. Это был негласный общественный консенсус, ведь дальше — ЕГЭ, которым запуганы все и вся. Дальше — время молодых. А я — так, подстраховать в переходном этапе. Замдирка бы попросила меня уже в Январе, это было ясно как день. Всем. И я ощущал это давление, оно привело к когнитивному искажению. Если выражаться научным языком, я попал в контекст ограниченного окна возможностей. Отсюда резкая деятельность, отсюда нехватка времени на объяснение широкой аудитории, отсюда хаотичность решений. Страшное искажение.
