Мой Совет | страница 32




Шефству нужна была мамка. Та, на которую я мог положиться. Та, которой я доверял. И такая была. В прошлой главе я обещал вас с ней познакомить.


Само ее существование доказывает наличие особого «белорусского характера». По-женски кроткая, но сильная. Терпеливая, но взрывная. В России никто не мог поверить, что белорусы способны на такое. Я имею в виду задушенную белорусскую революцию. Никто, кроме меня. Потому что все проявления этого удивительного национального характера я видел в своей подруге. В своей бессменной соседке по парте.


Я предложил кандидатуру моей любимой бульбашки. Совет поддержал. И девушка, которую буквально вчера я восстановил, возглавила самое передовое объединение. Стала флагманом моих реформ. Того, что останется после…

Казарма

1

Один — в поле не воин. Это не гимн коллективизму, это исповедь индивидуалиста. Можно десять лет улучшать жизнь в стране, но потом тебя предадут свои же. Так было с величайшей женщиной в истории. Так было с Маргарет Тэтчер.


Стадо маразматиков из консервативной партии кинуло своего лидера. Им надоело быть на вторых ролях, быть фоном для железной Мэгги. И шакалы ударили в спину. Премьер-министр проиграла праймериз и была вынуждена подать в отставку. Тэтчер при жизни стала легендой, а шакалы — молчаливыми могилками на английском Новодевичьем. Тылы должны быть прикрыты.


Решено было пройтись до Рима. После Совета я вышел из лицея и потянул за собой моего нового зама. По дороге мы обсуждали демократию. Рим — древний жилищный комплекс, в котором он жил. Получается, я проводил мальчика до дома. Он меня обаял, но, думаю, что и я его. Сейчас уже никак не проверить: никто правду не скажет.


Зеленые глазницы светофоров отражались в лужах, а мы шагали, совсем не думая о них. Я изучал его, а он — меня. Вот человек, выданный мне в напарники. Кем? Людьми. Человек, которого я не выбирал, но которому обязан довериться. А иначе ничего не выйдет. Хоть в ком-то, но я должен быть уверен. Мы шли и говорили без умолку, с подлинным жаром. Он рассказал мне, что любит сталинский ампир, а я ему, что люблю авангард. О чем мы говорили? Не помню наверняка. Знаю лишь, что до чего-то дошли, наметили пути развития. Та беседа стала краеугольным камнем наших отношений. Каких? Сложных, драматичных, но интересных…

2

Один из первых вопросов, за который мы взялись — дежурство. Было ясно, что этот срам нужно реформировать. Конечно, инициатива исходила от понтореза. Если помните, именно проблема полномочий дежурных занимала почти всю его речь.