Он должен быть осторожным. Они все должны быть осторожными. Многое висело на волоске!
— Я положу этому конец, — прошептал он, клятву подхватил ветер и унес к водам озера. — Я положу всему конец.
Дверь скрипнула, привлекая его внимание. Фендрель обернулся, его брат поднялся на башню. Холодный ветер трепал плащ короля, раздувал алые складки. Гвардин укутался в плащ, подходя к Фендрелю, его ладони дрожали.
Он выглядел старо. Так себя ощущал и Фендрель. Король все еще был сильным, выглядел величаво, все еще был исполненным обещанием Богини. Но… старым.
— Их видно? — спросил король, поравнявшись с братом.
Фендрель покачал головой.
— Они должны прибыть на днях. Может, через часы. Я отправил гонца шесть дней назад. Они прибудут.
Гвардин молчал. Братья не смотрели друг на друга, глядели на северную дорогу, откуда и ожидали помощь.
— Мы должны убить ее, — сказал король. — Пока не поздно.
— Мы далеко зашли, — прорычал Фендрель. — Мы в безопасности.
— Как мы можем быть в безопасности? Как хоть что-то, что мы делали эти двадцать лет, может быть в безопасности, когда Герард знает?
Фендрель отмахнулся.
— Мы должны были рассказать ему. Ты не смог бы передать ему корону, не передав тайну. Хорошо, что он знает правду.
— И какая правда?
Фендрель не отвечал, вдыхал холодный воздух. А потом мрачно посмотрел на брата.
— Ты — Избранный король, — сказал он. — Ты отрубил голову Жуткой Одиль. Ты покончил с ее правлением. Ты привел этот народ из развалин к процветанию. Ты — исполнение пророчества, предсказанный герой. Это правда.
— Не вся правда, — ответил Гвардин, пронзая Фендреля взглядом, как мечом. — Ты знаешь, что мы — лжецы, Фендрель. Мы можем врать друг другу. Врать королевству. Врать моему сыну и каструму, захваченным тенями и ведьмам, даже Прибежищу. Но мы не можем врать Богине. Она знает.
— Воля Богини исполнена, — сказал Фендрель, хотя голос застрял в горле. — Настала Золотая эпоха.
— Если это так, — ответил Гвардин, — то это вопреки нашим поступкам.
Красный гнев поднялся в голове Фендреля, он редко ощущал такое, и этого не было много лет. Он ощутил силу своей тени, бьющейся с подавлением, с его волей. Если он не сохранит контроль, он проиграет полностью, потеряет душу. Он впился ногтями в ладони, вены на лбу проступили от усилий, чтобы подавить слова, которые он хотел бросить в брата.
Дверь скрипнула снова. Они вздрогнули и обернулись.
— Герард, — сказал король так, словно его застали за чем-то постыдным.
