— Что ж, я подумаю об этом. Навешу хотя бы маячки, пусть показывают местонахождение на карте. Это-то родители позволят?
Господин Арно кивнул.
— Если вы прикажете, то позволят. Вы из столицы, к вам больше уважения. И страха.
На том и порешили. Когда полицмейстер и офицер Бруни распрощались с Аделин и покинули палату, Бастиан снова сел на край койки и негромко спросил:
— Как вы себя чувствуете, Аделин?
Аделин прислушалась к себе.
— Хорошо, — ответила она. — Но волнуюсь за брата.
Она вспомнила утро, слуг, которые вели Уве чуть ли не под руки, и впервые за все эти годы подумала, что, возможно, слишком сильно его опекает. Что ему надо дать чуть больше свободы.
— Доктор сказал, что отпустит вас через несколько часов, — сообщил Бастиан и осторожно, словно боялся сломать, взял Аделин за руку. — Я хочу прикрепить к вам маячок, он будет показывать, где вы. На всякий случай.
Он помедлил и добавил:
— Убийца мог за нами наблюдать. И узнал, что вы видели запонки.
В животе похолодело. Аделин живо представила: металлический тазик с водой и яркая картинка — они с Бастианом в парке, призрак Веры, который опирается на протянутую руку и садится в экипаж.
— Если он наблюдает, — прошептала она, — то мог услышать ваш разговор с полицией.
Бастиан ободряюще улыбнулся.
— Не мог, я бросил личное заклинание и закрыл эту палату от внешних воздействий.
Аделин поняла, почему он так бледен: личные заклинания выпивали много сил у владельцев. Что ж, тогда у них есть надежда. Может быть, Бастиан прямо сегодня выяснит имя хозяина запонок с золотым львом, найдет другие улики, и все закончится. Жизнь вернется в свою спокойную колею, и Аделин будет жить дальше и не бояться, что человек с уродливым лицом передумает и заберет у нее брата.
— Тогда цепляйте ваш маячок, — Аделин тоже улыбнулась, и Бастиан осторожно провел пальцем по ее раскрытой ладони.
— Потерпите немного, — произнес он.
Это было больно — казалось, будто следователь с размаху загнал в ладонь раскаленный гвоздь. На мгновение у нее потемнело в глазах; Аделин сдавленно зашипела и испуганно посмотрела на руку — да этот столичный урод ее изувечит! На коже расплывался зеленоватый иероглиф. Вот он полностью растворился, и боль ушла. В воздухе повис тонкий запах ландыша и растаял; издалека донесся хрустальный перезвон колокольчиков и исчез.
На несколько мучительно долгих секунд Аделин окутало холодом. Когда он развеялся, Бастиан сказал:
— Вот и все. Теперь отдыхайте, а я пойду.
