— Не волнуйся, маленькая красотка, — сказал человек девушке, посмеиваясь.
— Ты скоро будешь должным образом заклеймена.
Девушка подняла голову, и посмотрела на меня.
— Видишь, — заметил купец, — ей уже любопытно прикосновение мужчины.
— Вижу, — сказал я.
— Ну, маленькая красотка, и какое клеймо Ты хотела бы получить? — спросил он девушку. — Не бойся. Не важно, какое именно у тебя клеймо, я гарантирую, что оно будет безупречным и четким.
Она посмотрела на торговца снизу вверх. Тыльной стороной своей ладони он, внезапно, отвесил ей пощечину.
Рабыня снова посмотрела на него, на этот раз испуганно. Кровь появилась на ее губе.
— Любое клеймо, которое Вы хотели бы для меня, господин, — пролепетала она.
— Превосходно, — воскликнул торговец, поворачиваясь ко мне. — Это — ее первый, полный рабский ответ. У нее были, конечно, другие варианты рабских ответов и поведения перед этим. Таких как борьба, извивания, вздрагивания, дерганье от боли и страха, непокорное поведение и мольбы о пощаде, чтобы в конце стать симпатичной рабыней и поддерживать себя таковой разными способами, представляя себя как беспомощную, желанную женщину, пытаясь вызвать интерес привлекательных мужчин.
Девушка смотрела на него с ужасом, но я видел, в ее глазах, что все, что сказал работорговец, был правдой. Даже без клейма, она уже становилась рабыней.
— Пожалуйста, Господин. Пожалуйста, Господин, — умоляла девушка в моих ногах.
— И так, какое клеймо хотела бы, Ты, моя дорогая? — допытывался он у девушки, привязанной к стене. — Не бойся. Сейчас я разрешаю Тебе высказать свои пожелания. А уже я буду решать, поскольку это в моей власти, принять твое пожелание, или отклонить его.
Ее раздутая губа дрожала.
— Хочешь носить красивое женское клеймо, — спросил он, — или грубое и мужское, как раз пригодное для кувшинной девки, или рабыни кожевника?
— Я — женщина, Господин, — прошептала она. — Я женственна.
Я был рад услышать это простое признание от девушки, это прямое, бескомпромиссное согласие с реалиями ее пола. Я думаю, что очень немногие из женщин моего прежнего мира, смогли бы сказать кому-то, даже их возлюбленным, подобное простое признание. Но все же, это признание, пусть и бессловесное, было сделано, и пусть даже мучительно и отчаянно, но многие женщины моего прежнего мира остаются женственными, несмотря на судебные запреты и психологическую обработку против честности в таких вопросах, предписанных антибиологическим, политизированным обществом. Я надеюсь что, эти признания, эти декларации, эти крики о признании, в словесный или бессловесной форме, могут быть услышаны мужчинами, хотя бы ради нежности и любви.
