В этом смысле творчество Зульфикарова — это не только литература, а культура, а иногда — и религиозное Откровение.
К таким Откровениям я бы отнёс «Книгу Детства Христа», «Книгу смерти Амира Тимура» и «Исповедь Ивана Грозного».
Эпос всегда населён великими фигурами мировой истории.
Герои зульфикаровского эпоса — Будда, Иисус Христос, царица Хат-шепсут, Чингисхан, Батый, князь Михаил Черниговский, Сергий Радонежский, Дионисий-богомаз, протопоп Аввакум, Иван Грозный, Омар Хайям, царь Бахрамгур Сасанид, легендарный мудрец Ходжа Насреддин, Амир Тимур, Пушкин, Камол Бехзад, Мушфики, Иосиф Сталин…
Но творенья нашего автора — это не исторические дотошные стилизованные романы, а уникальные современные мифы.
Он творит свои поэмы, как Шекспир творил свои огненные фантазии из хладных хроник.
С приходом Зульфикарова в русскую литературу хлынули герои, идеи, религии, этносы, звери, растения, которые раньше в ней никогда не бывали.
Империя русской литературы и философии блаженно и необъятно расширилась, приняв в себя новые духовные пространства.
Например, суфизм в совершенно новых притчах, иль царицу Хатшепсут в неслыханном сюжете, иль Иосифа Сталина, как Эверест необъятной власти… и т. д.
Вот профессор Геворкян пишет: «В уникальном повествовании Зульфи-карова узнаются ритмы, поэтические образы, свето-цветовая феерия поэтов Древности, Средних Веков и Возрождения, великие ветры мировой культуры — от библейских пророков, Соломоновой „Песни песней“, аттических трагедий, персо-таджикских поэм-дастанов, газелей, притч суфиев…
Что-то от Рерихов, что-то от „сумасшедшего“ Ван-Гога, от Гогена, от священной флорентийской живописи, от тончайшего лиризма Рудаки, Хайяма, Фирдоуси, от древней китайской и индийской поэзии…
Вся Вселенная в поэтическом горниле поэта…»
И еще: «Дар Зульфикарова бесценен, он поэт — от пророков, которые когда-то были пастухами…»
Что можно добавить к этому диагнозу?..
Послушаем еще одного блистательного критика — Валерия Плетнера — увы — недавно ушедшего от нас в небесные селенья.
Он пишет в своём эссе «Z»: «Раздумывая над его феноменом, я споткнулся на Свифте. Показалось: писатели-лилипуты, облепившие Гулливера… Серость завладевает искусством… Завладевает, завладевает тысячу лет, другую… Пока не возникнет новый Гулливер-писатель… Вот и Зульфикаров — явление неслыханное по языку, теме, жанру, стилю… Эффект такой, будто заговорил „великий немой“ или после черно-белого изображения вспыхнул цвет…»
