Дервиш сказал:
— В молодости я был горд и самовлюблен, как все недозрелые поэты…
Я принес свои первые стихи издателю и воскликнул: Моей рукой водил Сам Аллах!..
Через несколько дней издатель позвал меня. Он по-отечески улыбался:
— Я напечатаю твои стихотворенья!
Как же можно отказать Самому Аллаху?!..
Издатель был стар, мудр…
Прошло полвека…
Я стал знаменитым поэтом, но досель мне стыдно за те мои слова…
Я искал могилу того издателя, чтоб повиниться перед ним, но не нашел.
Ибо нынче пришли Времена Потерянных людей и Утраченных могил…
И дурных слов, и деяний…
Времена слепой гордыни…
Дервиш сказал:
— Бабочка майская павлинья веселокрылая вдруг села на мою ладонь… Долго сидела… только шевелила усиками… не шелохнулась…
Но долго… зорко… бездонно глядела на меня…
Так глядит на нас ночью Вселенная…
Потом вспорхнула и улетела…
И я вдруг, вослед ей, понял, затосковал: она с любовью глядела на меня, как давно никто не глядел, а я не обратил вниманья… не ответил… не отозвался… не прошептал… не пошевелил губами, как она усиками… оскудел любовью…
Вот она и улетела… замахала прощально крылами…
Обиженная…
Хотя мне восемьдесят лет…
А она — однодневка…
