Когда помрёт поэт,
Небесным светом вдруг озарятся
Его забытые творенья…
Как молнией — забвенный одичалый лес…
И закопчённо заколоченные голгофскими гвоздями деревеньки…
Русь любит смерть…
Русь вечно на Голгофе дремлет…
И Слава-плачея над свежим гробом здесь…
Поэт!..
Уже усопший…уж нетленный…
И ты украсишь позаброшенный погост
Крестом берёзовым… пахучим… самодельным…
И бумажными цветами из Китая —
Своих тут нет…
И хоронить тебя придут три старые жены…
Ах!.. Поэт не должен доживать до старости,
Чтобы не видеть неповинно постаревших жён…
И чья-то трепетная поэтесса забубённо молодая
Вся заплаканная… расхристанная… захожая… зарыдалистая…
Как плакучая двуликая провидица цыганка…
И сельский мимо проходящий пьяный батюшка
И с ним собака кочевая…
Молитве неземной внимающая…
Но в церквушке полевой
Согбенной от столетий
На отпеваньи радостной души,
Покинувшей многогреховное
Замученное Словом… жёнами… и водкой тело…
Вдруг детский голосок небесно нежный
Как серафим… как журавель
Затянет забыту́ю песнь поэта
Об Ангеле рыдающем…
Над горькой Русью осиянно пролетевшем…
И вдруг откроется окошко у окраинной избы
Уж безымянной деревеньки…
И чей-то лик хрустальный… древлерусский…
Снежно забелеет… заалеет…
От летящей в Царствие Небесное
Воскресшей… уже Вечной Песни…
Поэт!..
В безвестии… в колодце одиночества
Умерший… отгоревший!..
Отсюда и пойдёт по миру Твоя Песня… Молва… Стезя… Слава!..
Не как продажная залётная цыганка-гадалка-лицедейка-шарлатанка…
А как старица с клюкой… монахиня…
Как Ксенья Петербургская… слепая..
Но Всевидящая… но Святая…
Людей молитвенных в веках сбирая… умножая…
И встанут со страниц
Твоих песками и травою заметённых книг
Всевечные Пророки!..
Цари!.. Ханы!.. Мудрецы!..
Амиры!.. Суфии!.. Святые Девы!..
Святовитязи!..
И грешные мужи и жёны…
И юродивые… И монахи…
И реки…Океаны… Птицы… Рыбы…
Бабочки… Стрекозы…Облака…Леса…
Пустыни… Горы…
Орлы… Слоны… Бараны
И рабы!..
Простолюдины!..
И кормильцы всех кумиров и богов —
Простые божьи хлебопашцы!..
Все!.. В Животворящем Колесе Сансары…
