Князь Ириен сделал шаг вперед и унизанной драгоценными перстнями рукой подхватил Ренну за локоть. Он опустился на колени подле испуганного младенца, который, зажмурив глазки, молотил в воздухе своими тоненькими ручонками. Ириен двумя пальцами развернул головку ребенка так, чтобы тот смотрел прямо на него. Зеркальце в выбитом глазу князя как-то странно сместилось.
Глаза младенца открылись как по команде и, не сводя взгляда с серебряной линзы в глазу Ириена, он враз успокоился и замер, открыв ротик. Не выдержав, мать бросилась к своему ребенку и схватила его на руки, взглянув на Ириена с таким укором, какого не мог доселе позволить себе никто из смертных. Оказавшись вновь на руках у матери, ребенок умиротворенно загукал, и его личико приняло свойственное всем младенцам безмятежное выражение. Мать с недоверием посмотрела на Ириена, ожидая какого-то подвоха.
Кожа на лице Ренны съежилась, точно истлевшая ткань — казалось, последние признаки жизни покидают ее ветхое тело. Они с Ириеном посмотрели друг на друга: в его взгляде читалась тревога и отчаяние, в ее — горе и одновременно облегчение.
* * *
Точно какой-то покров упал с гор, когда на востоке появился радужный диск солнца. На крыльях страха перед рассветом князь Ириен унесся в горы. Он был совершенно свободен и одинок.
Ибо Ренна осталась в деревне, скорбно сидя на разрушенной площади. Она все время смотрела на дерево, как будто ей хотелось, чтобы у этой истории был другой конец. Ликующий народ покинул улицы, и Витриан, Демон Судьбы, растаял в воздухе столбом розоватого дыма.
Приход Ренны имел еще одну цель, кроме тех двух, о которых мы уже знаем. Она состарилась во сто крат сильнее, чем может состариться обычный человек: она едва могла видеть и передвигалась со страшным трудом. И хоть на какое-то время она могла преодолеть свою немощь, вскоре напасти возвращались, с утроенной силой разрушая ее измученное тело. Поэтому она вернулась в свой родной город только с одной целью.
Она вернулась, чтобы умереть.
И вот, когда радостные горожане разошлись по своим домам, точно дети после праздничного парада, чтобы наконец насладиться безмятежным сном, на опустевшей площади осталась одинокая человеческая фигура. Под ленивыми лучами солнца бурая пыль на мостовой отливала чистым золотом. Яркий солнечный свет причинял Ренне невыносимую боль, но это было ничто в сравнении с привычными для нее страданиями.
— Скоро, — проговорила сама себе Ренна, — скоро все это кончится.
