Ириен в ответ поклонился, что означало, что в данной ситуации он выступает как проситель.
— Я хочу попросить тебя об одолжении, — произнес он.
— Только скажи, все будет сделано.
— Я прошу у тебя темноты.
— Как, такая легкая просьба? — рассмеялся Амраэль, и весь мир погрузился во мрак. Там, где несколько мгновений назад над каменными стрельницами Талл Зинан появились первые лучи солнца, в черном небе повис призрачный серп луны.
Ириен опустился на колени подле неподвижного тела Ренны и поднял его на руки. Голова ее безвольно свесилась вниз. Тогда он пододвинул под нее свою руку и бережно прижал свою ношу к груди. Он зашагал сквозь толпу, замершую в оцепенении, и толпа в благоговейном страхе безмолвно расступалась перед ним. Не так просто было осознать, что видения ночных кошмаров существуют на самом деле. Люди боялись дотронуться до него, ибо прикосновение его шелковых одежд оставляло на теле следы страшного ожога, а если кого-то задевал край развевающегося плаща, несчастный тотчас же впадал в безумие и начинал кататься по земле, сдирая с себя собственную кожу.
Амраэль, демон Тьмы, следовал в нескольких шагах позади Ириена, с едва прикрытой усмешкой наблюдая за толпой. Они вышли из стен города и подошли к реке, на берегу которой Ириен опустил Ренну на землю. Чистой водой простых смертных демон Безумия принялся смывать кровь со своей раны, стоя на коленях на илистом берегу. И тут его брат вновь заговорил.
— Любовь смертного преходяща, — проговорил он, как бы давая Ириену совет совет, похоже, одобренный Собранием Вальринов, перед которым предстал две ночи назад Ириен.
— Но она уже больше не просто смертная, — возразил Ириен, делая повязку из куска шелка, который он оторвал от рукава рубашки.
Амраэль расхохотался, но это был какой-то усталый смех, в котором слышалось сожаление.
— О, сладость заблуждения… Брат мой, ты ошибаешься, она не бессмертна.
Каждое его слово звучало, точно удар погребального колокола. Оно ложилось, как камень сожаления в стену, отрезавшую всякую возможность привязанности.
Ириен взглянул на брата единственным глазом, в котором читались чувства, столь редкие для Вальринов.
Амраэль опустил веки, не в силах вынести этот скорбный взгляд. Он понял — Ириен знает, что он говорит правду.
— Вода бессмертия лишь принимает бессмертные создания. Разве недостаточно жестоко для нее было то, что она полюбила тебя? Так почему же ты хочешь умножить ее страдания, поселив в ней несбыточную надежду на вечную жизнь, чтобы затем отнять ее?
