А «Е = mc2»? Еще зависимость энергии и массы можно постичь, но совершенно непонятно умножение на скорость света, да еще в квадрате: свет-то тут при чем? Это не просто цифра: триста тысяч. Почему именно на триста тысяч надо умножать? Понятно только одно: ты можешь в триста тысяч раз, почти в триста тысяч увеличивать исходную массу движением на самом пределе, ты стремительно глотаешь пространства, но это уже и не жизнь почти, зря ты пустился во все тяжкие, что тебе дадут мегакилометры, если за многие их сотни едва сдвинется твоя нога, едва прошевелится даже не одна — четвертьмысль! А может быть, все это предел нашей материи и нашему времени? Может быть. Но как, в чем, почему? Мучительно-непонятна связка лица и изнанки, дразнит ускользающая связь различных сущностей — бедный-бедный жук, все скудное сознание которого в подушечках его лапок! И это пространство-время, этот замедленный от невнятной мысли жук, это внутренне-внешнее перекликается с совсем уж далеким: замкнутой, перед отъездом убранной комнатой — ничто в ней не двигают, не пачкают, но она пугающе разрушается изнутри, серая запыленность, запах затхлости, наполовину умерший воздух; и тут же штангист — как он стоит, уходя лицом куда-то внутрь себя, и вдруг понимаешь — он борется не со штангой, а с собственным телом; старики с сохранившимся гладким, без обвислости и морщин лицом — боже, как это страшно, резиновая, мертвая их моложавость (так остаются детьми идиоты), лучше бы время в них двигалось.
И это сосуществует в мысли вместе, в неразличимой перемешанности, в мгновенной отзывчивости одного на другое: летящая почти со скоростью света ракета, запертая надолго комната, ползущий по ветке жук, свинцово-тяжелый над штангой штангист, резиново-обтянутое лицо старика, формула энергии, брейгелевские слепые, музыкальная фраза, холод моих ступней и сердца, пятна людей, свет справа и свет слева. А общее для всего лишь противоположность, несовместимость, разъединенностъ, кричащие антиномии, непознаваемость даже там, где что-то смутно угадывается, моя вывороченность из мира, так что будучи такой узкой, я непоправимо разваливаю мир на разные стороны, и море может быть сплошным только если я выхожу на берег, а чтобы стала единой Земля, нужно, наверное, покинуть ее, оказаться над, но неизвестно еще, выиграем от этого мы с Землей или нет. И всегда: бедные молекулы мечутся-мечутся, иногда им удается сложиться в невыразимо прекрасный узор, но лишь на мгновение — спасибо хаосу и за это! — но что, к чему, отчего? — бедный жук!
