Из детского дома Нила ушла работать на фабрику. Здесь на проходной заметил ее Толя.
— Эта девушка, — сказал он громко своему товарищу, — будет моей женой.
— Вот еще! — сказала за Нилу ее товарка.
Через несколько дней Нила увидела Толю в клубе на танцах. Он улыбался ей несколько раз издали, хотя она отворачивалась. Но не подошел и не пригласил. Он приглашал других девушек и вертелся с ними напротив Нилы.
Пригласил он ее на следующий раз. Танцевал с ней невнимательно — кому-то махал рукой, улыбался то в одну, то в другую сторону. Он думал, наверное, она от радости танцевать с ним сбивается с ноги, а она сбивалась от злости.
— Немного потренироваться надо, — распорядился он, подводя ее к месту.
— Вот еще! — сказала на этот раз уже она сама, и он кивнул одобрительно, словно именно он научил ее держаться независимо.
Следующие танцы его в клубе не было. А еще на следующие он подошел к ней и спросил будто бы строго:
— Потренировалась?
— Вот еще! — откликнулась она уже привычно.
— Правильно, — сказал он, — но однообразно.
В этот раз он пошел ее провожать, хотя Нила заявила: не требуется. Он на ее слова вообще не обращал внимания. Да и провожал он ее несерьезно: шел рядом, а трепался с другими девчонками и, смеясь, обнимал их. Она перешла на другую сторону, подальше от него. Он вроде и не заметил, а потом завертелся, как бы разыскивая ее:
— А где такая тихонькая? Нилой зовут. Она моей женой будет.
— Не ходи за мной! — крикнула она, сворачивая к общежитию. — С тобой ходить — только позориться.
— Вот те на! А как же ты моей женой станешь?
— А вот фига! — крикнула она, уже совсем обозлившись. И опять он смеялся, чему-то радый:
— Не стыдно так выражаться? Это мне с тобой ходить стыдно!
— И не приглашай меня больше!
— Сколько?
— Чего сколько?
— Сколько не приглашать?
— Никогда.
— Ладно, — сказал он, — даю тебе две недели отдохнуть от меня. И не подходил. Когда он являлся на танцы, девчонки толкали Нилу:
— Смотри, твой идет.
И когда он останавливал взгляд на ней:
— Проверяет, нет ли парня возле тебя.
— Нашелся проверяльщик! Нужен он мне!
Но уже не злилась на него по-настоящему, уже и для нее становилось это игрой.
А когда через две недели пошел он ее провожать, у стены общежития сказал он ей:
— Ну что ж, пора мне, наверное, тебя поцеловать.
— Только попробуй!
— А не заржавеет!
Целоваться ей понравилось. Была она те недели перед регистрацией, когда всем общежитием подрубали они платочки на их свадьбу, как в тумане. Боялась, как бы что-нибудь не помешало их женитьбе. По вечерам они с Толей подолгу разговаривали — тогда он был самым родным человеком. И о родных, и все о своей жизни рассказывали они друг другу. И жалел он ее — не трогал. Даже и после свадьбы не сразу тронул. Все носил ей что-нибудь повкуснее — сам не съест, а ей принесет. И ни на кого, кроме нее, внимания не обращал. Даже подшучивать перестал — так хорошо им было.
