Они влетели на эскадронный двор в самом диком волнении, но волнение эскадрона было гораздо могучее.
Посреди толпы всадников разъезжал на широкоплечем Чирье Рожин и, точно колдун, кричал во все стороны одно и то же слово. Он придавал ему тысячи оттенков, но смысл его оставался тем же.
Слово действовало, как бич, оно подгоняло людей и лошадей.
Мармор протолкнулся сквозь толпу, и никто не обратил внимания на его фазанов. Он подъехал к Рожину вплотную и схватился за луку его седла:
— Рожин, что ты орёшь? Рожин! Поори мне, пожалуйста.
Тут Рожин повернул к нему красное от мороза и волнения лицо, на котором оттопырились жёлтые усы, и сказал хрипло:
— Спирт — спирт — спирт!
В первый день Февральской революции на один из больших столичных вокзалов пришёл разъярённый прапорщик и сказал, обращаясь ко всем, кто был на вокзале, то же самое, что он ежедневно говорил своей роте:
— Смирно! Слушать мою команду!
Прапорщик захватил вокзал и стал делать там революцию.
Ему приносили все известия с пути, все телеграммы и телефонограммы, он подписывал, приказывал, потел, распоряжался, бегал, и вдруг ему сообщили, что с юга идут в составе товарного поезда шесть цистерн со спиртом. Тут, впервые за все ответственные и суматошные часы, прапорщик испугался.
Подумав одно мгновение, он схватил синий карандаш и написал поперёк депеши: «Загнать спирт в тупик».
Цистерны загнали в тупик, а тупик находился по соседству с эскадроном. Недаром Рожин носил узкую белую полоску разведчика на погонах. Он примчался в эскадрон и поднял гвалт. Тогда весь эскадрон кинулся к лошадям.
На пути к железной дороге гусары увидели, что они не одиноки. Со всех сторон поднялись окрестные люди. Шли женщины и мужчины, спешили мальчишки, двигались санки, заставленные бидонами, крынками, вёдрами, горшками, бутылками. Все шли попробовать спирт. Целую неделю после этого крестьяне не возили в город молока, потому что возить было не в чем. Вся посуда стояла под спиртом.
Перед гусарами этому неимоверному полчищу пришлось расступиться. При том они не знали, будут ли гусары сами пить. А гусары были в этом твёрдо уверены.
Цистерны, окружённые толпой, стояли серые и неприступные, как безголовые коровы. Начальство железнодорожное разбежалось. Праздник начался без приготовлений. Делёж был дружный и товарищеский.
Гусары лезли по очереди наверх, засучивали рукава и начинали черпать. Посуда переходила из рук в руки. По дороге по-братски из посуды похлёбывали ближайшие.
