Аракуш | страница 6
Спросил я его однажды:
— А какая птица лучше всех поёт?
И в первый раз Авдеич несколько лукаво прищурился:
— Есть такая.
Я задал вопрос не праздный: тогда не было ещё граммофонов, и в трактиры ходили на выбор послушать во время обеда то жаворонка, то соловья, то кенаря, то учёного дрозда, как в церкви ходили на дисканта[11]-исполатчика[12], или на тенора[13]-солиста, или пропойцу-октаву[14], который месяц пел, а два месяца лечился от белой горячки.
— Какая же?.. Ну, какая?
Мне просто хотелось знать, кого из своих певунов с большим удовольствием слушает сам Авдеич.
— Думаешь, соловей?
— Не-у-же-ли дрозд? — удивился я.
— Кто же тебе говорит о дрозде?.. О дрозде не толк…
— Славка?
— Славка, она спротив кенаря не может…
— Какая же?
— Есть такая…
Оглядел меня всего Авдеич, подумал, должно быть, стою ли я, чтобы мне ответить, и сказал всё-таки торжественно и чётко:
— Аракуш.
— Какой а-ра-куш?..
— Такой самый и есть… У соловья — да и то не с первой ветки, а у самого знаменитого — всего их двенадцать колен[15], а у аракуша — все двадцать четыре. Понял?.. Это на сколько больше?
Если хотел удивить меня тогда Авдеич, то он достиг цели: очень я был ошеломлён.
Я никогда не слыхал о такой птице, но я верил Авдеичу: если он говорил, что есть, значит, есть… аракуш.
— Где он живёт?.. В Америке?.. В Индии?.. Аракуш…
— Зачем в Индии? В Индии только индейки… У нас попадается…
— У нас?.. А у тебя почему же нет?..
— Поди-ка поймай, один такой…
— Почему не поймать?..
Авдеич посмотрел многозначительно и даже понизил голос:
— Скрывается… До чего скрытная птица… Только в дебрях таких живёт — не долезть… Очень человека не любит…
— А узнать его как?.. Какой он, ара-куш?.. А?
Оживился Авдеич:
— Кра-со-та! Ку-да спротив его соловей!.. Серяк… Вся грудь, как у генерала хорошего, в лентах: лента красная, лента синяя, лента муар…[16]
Желтобровая птица… А хвост… хвост, почитай что весь бурдовый…
Покачал головою и добавил, как начал:
— Кра-со-та!
Первый раз видел я Авдеича возбуждённым.
— Отличон-разукрашен… Куда ж соловью… А ростом не больше… И хвостом дёргает, как соловей… И чокрыжит точка в точку, как он.
Дома не у кого было мне спросить.
Мать знала по части птиц лесных столько же, сколько знают все матери, а отец у меня был человек суровый и городской.
Я и не спрашивал… Я только запомнил крепко: аракуш… Двадцать четыре колена… Грудь разукрашена…
Странное дело, узнав о такой необычайной птице, я разлюбил всех своих лозиновок, ремезов, кузнечиков, глушек и гаек.