В повседневной жизни ксендзов принимали участие также буряты из окрестных улусов, однако их поведение оценивается более положительно, нежели действия тункинских крестьян. Контакты с бурятами ограничивались, главным образом, торговыми отношениями, обменом или закупкой продовольствия или, порой, ситуациями, когда некоторые священники пытались знакомиться с окрестностями деревни. Свидетельств о бурятах ксендзы оставили немного, но все они доброжелательные, говорят о гостеприимстве и спокойном нраве местных жителей. Ксендз Куляшиньский неоднократно посещал бурятские юрты, он же отметил, что буряты ежедневно приезжали в магазин ксендзов «на своих маленьких низеньких лошадках». В другом месте он с большой симпатией добавляет: едут ли буряты в одиночку или группой, вне зависимости от времени года, они всегда поют свою национальную поэму: «Ёхор ёхор, ёхоря, ёхорчо, надое: булхун, булхун, мархае, бурхуу гыре шалхая» («Пойдем, пойдем петь, петь, будем радоваться – вперед, вперед, братья, в степь, девушка ждет»). Эту песню – спокойную, ровную, как степь, подобную шуму леса, красивую и сердечную – они очень любят».
В отношениях поляков и сибиряков в Тунке многое могло измениться после нескольких трагических событий – нападений местных жителей на священников. Это произошло в период отъездов ксендзов из деревни, когда можно было предположить, что поляки копят деньги на дорогу. 14 ноября 1871 года работник Будачка (крещеный бурят), ремонтировавший дом ксендза Францишека Козловского, неожиданно напал на того в сенях с топором в руках. Ударил по голове, но ксендз успел уклониться и выбежал из дома, стал звать на помощь. Раненого, окровавленного, его спасли товарищи, жившие по соседству, а бандита поймали и отвели к заседателю. Тот, хоть и видел, в каком состоянии находится ксендз Козловский, счел, что раз свидетелей нападения нет, бандита можно отпустить с миром.
Сильно избили семинариста Элиаша Гарбовского, хотя он отчасти был сам виноват, досаждая крестьянам. В прошлом у него, видимо, были какие-то проблемы с властями, поскольку в документах есть пометка о том, что Гарбовский уже три года ведет себя примерно. Документы позволяют восстановить ход событий. 9 декабря 1871 года в четыре часа пополудни два чиновника общины (кандидат и писарь) явились в дом Матвея Алакова, намереваясь произвести опись семьи, инвентаря и т. д. По неизвестной причине они вошли в ту комнату, которую занимали польские ссыльные Гарбовский и Древновский, и, застав там только первого – лежащим на кровати (по словам самого Гарбовского, он был болен и устал после мытья пола), – сели за стол, позвали
