«В самом начале я поселился в отдельном, довольно просторном доме вместе с четырьмя своими благородными товарищами, – писал ксендз Наркевич. – Каким же счастьем было узнать о том, что у них имеется алтарь со всем необходимым для Евхаристии, от которой я оказался отлучен на протяжении семнадцати месяцев. Впервые за все это время я подошел к алтарю, чувствуя себя так, как во время своей первой службы. Господь даровал нам величайшую милость, ведь хотя государство лишило нас всяких прав, то есть приравняло к скоту […], Бог послал нам начальников, которые сквозь пальцы смотрели на все это, притворяясь, что ничего не знают о наших алтарях и совершаемых службах».
Иркутские власти действительно подозревали, что тункинский начальник не прилагает всех стараний, дабы воспрепятствовать злоупотреблению доверием и ликвидировать понастроенные ссыльными «катакомбы»; они также располагали доказательствами того, что священники совершают службы, поскольку перехватили письмо доминиканца Филиппа Мокшецкого родным, где он писал о службе за упокой души скончавшегося в начале мая 1868 года двадцатидевятилетнего ксендза Яцека Божима с Виленщины. 1 июля Плотников дал официальный ответ на выдвинутые против него обвинения: «Имею честь сообщить, что в Тунке нет никакой катакомбы. Службу политические ссыльные совершать не могут, поскольку не располагают необходимой для этого утварью, они просто обманывают своих родных, пишут, будто молятся за них, чтобы те присылали им побольше денег». Используя нелестные для поляков аргументы, Плотников защищал и их, и себя. Однако под давлением ряда более поздних доносов был вынужден реагировать более решительно: «а если какой-нибудь сибиряк-мох (москаль) доносит, что священники в таком-то доме совершают службу при закрытых дверях и окнах, он отправляется ночью в указанный доносчиком дом вместе с несколькими своими казаками с целью ревизии, конфискует всю найденную церковную утварь и отсылает ее в Иркутск, в главное ведомство, временно занимающееся политическими ссыльными».
Чтобы избежать трагедии конфискации с большим трудом раздобытых литургической утвари и облачения, предусмотрительные священники пользовались всякого рода тайниками: «[…] сразу после совершения службы они поспешно разбирали свой убогий алтарь и прятали церковную утварь, а именно – облачения, чаши, патены, алтарные доски и переписанные миссалы – в разных укромных местах, например, в стоге сена, на чердаке, в подвале под домом (подполе) или в своей скромной кладовой, среди мешков с мукой и крупами».
