Заручившись поддержкой директора ЦРУ Ричарда Хелмса, Энглтон сумел привлечь на свою сторону некоторых работников советского отдела, убедив их, что практически все их агенты являлись двойниками КГБ. Вскоре каждому разведчику, пытавшемуся завербовать агента за «железным занавесом», приходилось преодолевать массу препятствий, чтобы убедить Энглтона и его прислужников, что игра стоила свеч. Тот, кто настаивал на своем или оспаривал господствовавшую паранойю, рисковал сам попасть под подозрение как советский агент.
Энглтон был уверен, что КГБ проник в ЦРУ, и начал охоту на шпионов, которая длилась на протяжении нескольких лет, ломая одну карьеру за другой. В конечном счете под подозрение попали сами охотники за шпионами. Процесс над «салемскими ведьмами» добрался до штаб-квартиры ЦРУ.
Конечным результатом всех этих интеллектуальных упражнений стал в фактический паралич оперативной работы на советском направлении 60-е годы. Последним важным советским агентом, которого не коснулась паранойя Энглтона, был полковник Олег Пеньковский, сотрудник Генерального штаба Советской армии, шпионивший для ЦРУ с 1960 года вплоть до ареста в 1962 году Один из самых ценных агентов за всю историю ЦРУ, Пеньковский сумел приоткрыть завесу секретности, окружавшую высшее советское командование, и доказать, что Кремль строил свою политику на хвастовстве и пустых угрозах. Он помог Западу понять, что так называемое «ракетное отставание» было мифом, что советский ядерный потенциал явно недостаточен для создания реальной угрозы США. Информация Пеньковского помогла президенту Кеннеди одержать верх над Хрущёвым во время Карибского ракетного кризиса 1962 года.
Однако многие крупные дела после Пеньковского Энглтон ставил под сомнение. Шеф контрразведки так высоко поднял планку, что работники ЦРУ по всему миру просто прекратили разрабатывать советских представителей, понимая, что из этого ничего не получится. Хуже того, вербовка советского представителя может вызвать подозрение по отношению к ним самим. Попытка разработки советского гражданина неизбежно порождала конфронтацию с работниками аппарата Энглтона. Считалось, что работник «в поле» просто не может знать, какая роль отводилась его делу в более широком контексте «чудовищного заговора» КГБ, направленного на дезинформирование ЦРУ.
К тому моменту, когда Гербер стал знакомиться с делами, Управление пыталось забыть и даже «замазать» эти неприглядные моменты, но он видел за ними более глубокие последствия эксцессов Энглтона. Оперативные работники не только перестали разрабатывать советских граждан, но также отталкивали десятки советских и восточноевропейских «добровольцев», предлагавших свои услуги американцам. Спровоцированная Голицыным паранойя привела к тому, что в ЦРУ всех этих «добровольцев» стали считать провокаторами КГБ, стремившимися вывернуть ЦРУ наизнанку.
