— Дома.
— Хорошо. Второй вопрос: как, будучи дома, вы могли забить гол на матче в Катовицах?
— Не знаю, о чем вы говорите? На каком матче?
— На матче Варшава — Катовицы. Там, где вы играли за польскую команду Катовиц и отличились в нападении…
— Я не был в Катовицах, не забивал никаких голов.
Чиновник изобразил озабоченность.
— Вы отказываетесь? Так следует вас понимать? Я, завзятый болельщик, впервые вижу футболиста, который бы отказывался от забитого гола. Послушайте, как только у вас язык повернулся? Итак, серьезно, забили или нет?
— Я уже сказал… Не знаю, о чем вы говорите, — голос уже начал дрожать. Станислав чувствовал, что, если не доведет этого фараона до белого каления, не вынудит его сорваться, не сможет дальше врать гладко и хладнокровно. Но чиновник, словно видевший его насквозь, продолжал беседовать почти светским тоном.
— Мне хотелось бы задать еще один вопрос, но, судя по нашему разговору, это бессмысленно. Вы не слушаете радиопередачи из Катовиц, верно? Большинство поляков… у вас, вероятно, нет приемника?
— Нет. Не имеется.
— Я так и предполагал. А жаль. Вчера утром вы услышали бы приятное для себя известие, что в последние минуты вышеупомянутого матча некий Станислав Альтенберг блестяще забил гол в ворота варшавской команды, решив тем самым исход матча в пользу хозяев ноля. Как вам нравится эта новость?
Чиновник считал, что Станислав на самом деле не имеет представления о передаче из Катовиц, и заранее потешался над его растерянностью. Ошибался. К этому вопросу Альтенберг был вполне подготовлен. Почти два дня, как актер, отрабатывал соответствующую реакцию на всякий случай. И поэтому вскинул брови, как человек бесконечно удивленный, и с притворной озабоченностью наморщил лоб.
— Альтенберг? Станислав? Невероятно! Значит, поэтому я сюда вызван?
Как бы удачно ни была сыграна эта сцена, она нисколько не поколебала уверенности чиновника в том, что личность установлена верно. Он лишь чуть досадливо передернул плечами.
— И бросьте заниматься раздвоением личности. Еще скажете, что в Катовицах, по всей вероятности, живет другой Станислав Альтенберг и тоже играет в нападении. Учтите: не живет и не играет. Впрочем, суть не в этом. Полиция, конечно, не любит, когда кто-либо переходит границу без ее разрешения. Это преступление, не так ли? И вы это преступление совершили. Но нас тревожит другое. Внушает особую тревогу то, что вы, немецкий гражданин, отец которого погиб, защищая Германию, переходите на ту сторону и выступаете в польской команде. Это уже пахнет предательством. Мы не поймали вас на границе и не станем привлекать к ответственности. Хотим только предупредить: не позволяйте себе впредь чего-либо подобного. Это может плохо кончиться. И послушайте меня, заядлого болельщика: советую вам вступить в какой-либо немецкий клуб. Немецкие спортивные клубы очень вами интересуются. Они оценят ваши способности. И не надо будет отказываться от забитых голов или являться ко мне на допросы. Это все, герр Альтенберг. Советую побыстрее принять решение.
