Когда вечером Станислав вернулся домой, Кася чистила картошку на ужин. При его появлении она порывисто вскочила. Очистки посыпались с передника в стоящий возле ног чугун.
— Был шуцман, — сказала она. — Оставил повестку, тебя вызывают в полицайпрезидиум. Сташек, они могут тебя арестовать?
— Не знаю. Пожалуй, нет.
— Я так напугалась, когда увидела эту бумажку. А может, тебе лучше уехать в Польшу? Тут такое творится…
Нежность, которую он испытывал к сестре, мгновенно сменилась возмущением. Он не выносил подобных предложений.
— Что ты болтаешь? Что творится?
— Всякое. Сегодня в конце работы на меня набросились четыре активистки Союза немецких девушек. Приперли к прилавку и давай кричать, что я сестра предателя, что катовицкая радиостанция расхваливала тебя как польского националиста… Видимо, все из-за того матча.
— Союз немецких девушек? Бесятся, гитлеровское отродье!
— Теперь все немцы бешеные, Сташек. Раньше такими не были. Мы с мамой могли бы остаться, а ты… Мы бы за тебя не так беспокоились. Мама не обидится, если ты уедешь отсюда…
— Вы вдвоем это придумали, — произнес он хмуро. — Придумали, только о себе заботясь, а не обо мне. А я отсюда — ни шагу. Разве что заберут силой.
Утром Станислав явился в полицайпрезидиум. Довольно долго пришлось дожидаться в сумрачном коридоре. Бритоголовые арестанты в наручниках, конвоиры, приглушенный шепот вызванных, как и он, людей, которые нервно курили сигарету за сигаретой и торопливо гасили их, прежде чем войти в кабинет следователя. Наконец приоткрылась дверь комнаты, в которую он был вызван. В образовавшейся щели едва виднелось лицо человека, выкрикнувшего его фамилию. Станислав вошел уверенным шагом, не обнаруживая нервозности, отдал повестку и замер в ожидании. Полицейский чиновник, лет двадцати пяти, с надутой физиономией и неестественно блестящими глазами, бережно расправил бланк на столе и показал Станиславу на стул.
— Надеюсь, вы догадываетесь, по какому вопросу вызваны?
Станислав отрицательно покачал головой. Чиновник недовольно прищурился.
— Это плохо. У меня здесь характеристика… Скаут, открытый, искренний, правдивый… Я был убежден, что мы сразу найдем общий язык. А вы меня огорчаете. Вы не можете не знать, почему вас сюда вызвали. Мы никого не преследуем без повода. И каждый должен знать причину этого… приглашения. Итак, скажите честно: знаете или нет?
— Нет, не знаю.
Чиновник раздосадованно прищелкнул языком.
— Правдивость — это черта, которая высоко ценится, как у вас, скаутов, так и у нас, в полиции. Я не знаю ничего дороже правды. И вы этого же мнения, не так ли? Я даже знаю, что бы вы хотели сейчас сказать. Что говорить правду и знать правду — вещи разные. Естественно. Но можно ли найти двух людей, более необходимых друг другу, чем правдивый и ищущий правду? — Надутую физиономию искривила ироническая усмешка. — Собственно, мы… два сапога — пара… Итак, первый вопрос: где вы были в прошлое воскресенье?
