— Не сердись, Сташек. Я иначе не мог. Это все стукачи. Право, не мог. Но ты сам заварил кашу. Ведь я предупреждал. Говорил, что Польша тебя погубит. Говорил, верно?
Станислав стряхнул с плеча руку Ешонека, сбежал вниз по лестнице. Он был удручен, обижен на мастера и, несмотря на его оправдания, не мог простить того, что тот сказал в конторе. «Такой порядочный старик, такой порядочный старик, — повторял он мысленно. — Вот до чего довели порядочного старика». Бредя по улицам домой, он машинально читал намалеванные на стенах лозунги: «Германия для немцев!», «Поляки, трепещите перед нашим фюрером!» Ему казалось, что даже буквы кричат пискливыми голосами осатаневших сопляков из гитлерюгенда. Пожалуй никогда еще с такой остротой, как сегодня, не испытывал он привязанности к здешним краям, к своей шахте. И шагал, не оглядываясь, словно из опасения, что при виде копров, куда не было возврата, тоска сдавит горло железной хваткой.
Потом были перестановки в харцерском руководстве, вызванные продолжающейся репатриацией в Польшу. В результате этих передвижений Дукель возглавил отряд, а Станислав принял от него дружину. В других условиях он радовался бы этому росту, и синий аксельбант вожатого стал бы для него предметом гордости. Но недавние события лишили его способности радоваться чему-либо. Неожиданное повышение он воспринял как возложенную на него трудную обязанность, а синий аксельбант рассматривал как роковой амулет, который еще пуще осложнит ему жизнь. Но во время скромного торжества в связи с его назначением все же случилось нечто такое, что глубоко тронуло Станислава. Когда в зале польской гимназии затопили камин и дружина вместе с горсткой гостей стала полукругом, чтобы выслушать приказ, и в благоговейной тишине по сосредоточенным лицам заскользили блики огня, а в воздухе пахнуло горящей смолой, внезапно послышалась тяжелая поступь и вошли трое солдат вермахта. Начальник, держа перед собой текст приказа, оглянулся, заметил входящих и спросил по-немецки, не ошиблись ли они адресом, поскольку казармы находятся на другом конце города. Солдаты вместо ответа щелкнули каблуками, как по команде отдали честь и вдруг приветствовали собравшихся харцерским «Бодрствуй!» Полукруг расступился, отблеск пламени пал на лица солдат, и тут Станислав узнал своих харцеров — Гурбаля, незаменимого партнера на футбольном поле, и еще двоих. Их недавно призвали в вермахт для прохождения срочной службы. Теперь и начальник понял свою ошибку. Подошел к ним со смущенной улыбкой. Полукруг рассыпался окончательно, ребята обступили прибывших. Гурбаль заключил в объятия Станислава.
