— Что вы имеете против Кусотинского, мастер? — спросил он с вызовом. Ешонек нарочно посветил ему в глаза.
— Я? Я не против. — Оглядел для пущей уверенности темный штрек, словно желая удостовериться, что поблизости никого нет. Но вокруг было пусто. Только из глубины, как из колодца, доносилось тарахтенье вагонеток, съезжавших под уклон. — Я лично не против Кусотинского, не против поляков вообще. Только вы слишком много болтаете о своей Польше. А от этого одни неприятности. Будь осторожен, Сташек, — тон его сделался серьезным. — Еще недавно многое позволялось, теперь не то. Говорю тебе, как честный немец. Будь поляком в душе, а язык лучше попридержи. Такие времена, Сташек. Разговоры о Польше раздражают немцев. И того гляди — бедой обернутся. Не только себя, но и меня подведешь. Зачем, мол, польской морде потакал.
Станислав молча кивнул головой. Мастер прав по-своему, он — по-своему. Тут, под землей, на глубине более трехсот метров, еще можно потолковать кое с кем из немцев. Они тоже не все одобряют. На днях кто-то из них сказал, что Гитлер, этот бездарный художник, неизвестно еще каких натворит художеств. Было это в бытовке наверху. Все притихли, никто не возразил. Но если кто-нибудь донесет, парню несдобровать. Они и со своими не цацкаются.
Наконец, злосчастную гайку удалось отвинтить. Вместе с мастером заменили лопнувшую ось и столкнули вагонетку на главный путь. Пойдет состав — подберет. Управились перед самым обеденным перерывом. Станислав торопливо собрал инструменты в сумку. Мастеру снова не понравилась эта поспешность.
— Куда торопишься? На харцерский сбор? — Альтенберг что-то пробормотал в ответ. Ешонек, видя, что все его предостережения напрасны, в сердцах махнул рукой: — Ох уж эта Польша…
Собственно, это не был сбор. В одном из фабричных клубов проходили отборочные матчи по настольному теннису. С некоторых пор Станислав участвовал в этих играх как представитель своей дружины. Он понимал, что никто из его ребят не попадет на первенство, но рискнуть не мешало. На отборочных играх можно кое-чего добиться. Сам-то он играл, пожалуй, чуть получше середняка. Но пинг-понг не его стихия. Другое дело — футбол или бег. А этот целлулоидный шарик… К счастью, противник у него сегодня далеко не орел. А для польской команды важен каждый выигрыш.
Подъехала клеть — железная клетка, полная шахтеров с нижнего горизонта. Звонок — и клеть пошла вверх. Он торопясь сдал каску, лампочку и инструменты. Оставалось принять горячий душ, переодеться и выйти на свежий воздух. После темных лабиринтов шахты улицы его города казались ему на удивленье празднично многоцветными. Станислав любил контраст между подземным сумраком и ясностью солнечного дня. В этом резком переходе было что-то от извечного круговорота жизни. Тьма и свет, черный уголь и солнце…
