Сын Валленрода | страница 24
— Нет, наш Кус неповторим, — возражает Сташек. — Но если потренироваться, может, попытался бы достать его. Подышать ему в затылок. — Он выпускает мать из объятий, некогда нежничать. — Кус делает за восемь минут то, на что у меня уходит почти десять. Но, как я уже говорил, если бы потренироваться…
К нему подошли двое в харцерских мундирах. Начальник, а второго Станислав не знает.
— Наш друг Стемпинский из Польши, из Катовиц, — представил начальник незнакомца. — Хочет поздравить тебя с победой.
Стемпинский пожимает ему руку. Он знает, что Альтенберг не только бегает, как молодой бог, но незаменим и на футбольном поле, особенно в нападении.
— Приезжайте к нам в Катовицы, — сказал он и вручил Станиславу визитную карточку. — Будем рады увидеть вас на беговой дорожке и на футбольном поле.
Под звуки немецкого гимна зрители начали расходиться по домам. Но организаторы соревнований чем-то озабочены. Взвинчены, обмениваются резкими замечаниями по поводу неожиданной победы поляка. Наконец, двое подошли к Станиславу, вымученно улыбаясь, и, промямлив что-то о величии немецкого спорта, вручили ему металлический сосуд. Кубок города для победителя соревнований по бегу. Кубок сильно смахивал на чашу для причастия, если бы не выгравированная на нем огромная черная свастика. Но для Вероники это не имело сейчас никакого значения. Важно, что именно ее сын держал в руках приз, подымая его над головой, он сегодня герой дня и этот большой в их городе день был его днем.
Шахтерская лампочка, прицепленная к борту вагонетки, моталась из стороны в сторону от каждого поворота гаечного ключа. Чертова гайка, проржавевшая насквозь, прикипела намертво. К тому же ее трудно было ухватить. Повернуться негде, опереться не на что. Хуже нет работы по ремонту рудничного транспорта. Ни отрежешь толком, ни отвинтишь. Мастер, немец, подсвечивал второй лампочкой и, как обычно, ворчал. Но грех жаловаться. Герр Ешонек был неплохим человеком. Они вполне ладили. Мастер относился к нему почти по-отцовски. Только зануда, как все старики. А гайка не дрогнула. Станислав на минуту разогнул спину. Они посмотрели друг другу в глаза. У мастера лицо черное от угольной пыли, во взгляде ирония и упрек. Снова принялся язвить, дескать, спортсмен, призов нахватал, а перед паршивой гайкой пасует. Хоть бы чуточку повернул, на миллиметр — что для него, рекордсмена в беге на длинные дистанции, какой-то миллиметр. Ноги у него может и Кусотинского, а руки — не того. Станиславу не нравились такие шутки.